Читать книгу "Отчий сад - Мария Бушуева"

— Он старый, — сказала она, по-девчоночьи шмыгнув носом. — Он моего Митяя лет на шесть старше. И он женат.

— Зато американец! Что ты, его не разведешь? Тебе с твоим талантом нужно жить в Америке! Ты когда едешь?

— В начале августа Дмитрий смотается к сестре, — Катерина зевнула, — а когда вернется — отправлюсь за океан я.

Надо сказать, что официант оказался очень постоянным: разница в возрасте его не пугала, ему нравилась роль мальчика для утех, и он считал делом чести обслужить свою любовницу, так сказать, по полной программе.

Ему приятно было бывать с ней на светских вечерах, нравилось, когда она привозила его в мастерскую к бывшему мужу (о нерасторгнутом юридически браке Катерина умалчивала) и предлагала, как товар.

— Ну посмотри, какая у него шея, какие узкие бедра… Будешь писать с него? — глаза Николаевой светились почти садистическими огоньками. Они уже собрались уходить, чему Дмитрий, надо сказать, был несказанно рад — холодная игра бывшей супруги утомляла его — и только нежелание причинить Юльке боль заставляло его терпеть и Катерину, и этого бойкоглазого субъекта. И тут просигналил домофон. Катерина напряглась и приостановилась. Неужели Светлана после того унижения все-таки бывает у Дмитрия?! Она подбоченилась и произнесла командным голосом:

— Открой! Через пару минут в мастерскую вошла Наталья.

— Две экс-жены на одной территории, — констатировала Катерина мрачно: одежда Натальи, которую она, быстро прикинув, оценила в долларах, вызвала у нее досаду. Единственным козырем оставался молодой бойфренд. И власть над ним Катерина тут же Наталье продемонстрировала.

— Макс, — приказала она, — подожди-ка меня в машине, вот тебе ключи. Смышленый официант, несколько побледнев от задетого самолюбия, взял из ее рук ключи и вышел за дверь. Катерина тут же заняла стоящее посередине кресло, положила ногу на ногу и спросила вялым голосом, точно преодолевая скуку:

— И чем ты сейчас занята, Наташка? — это приятельское обращение должно было свидетельствовать о полном спокойствии Николаевой. Мол, тебя я давно соперницей не считаю, а отношусь к тебе даже хорошо, вот так тебе.

— Заканчиваю ремонт, — спокойно ответила та. — Начинаю в начале сентября свой бизнес. — Наталья сделала вид, что поверила дружественным интонациям Катерининого голоса.

— И что за бизнес?

— Пока не скажу. Суеверие.

— Мда, — прищурилась Николаева и, помолчав, поинтересовалась:

— Как тебе мой бойфренд?

— Красивый парень. Он — чуваш?

— Почему чуваш? — Николаева растерялась.

— Это у чувашей было принято, что мужчина на пятнадцать лет моложе женщины.

— Не на пятнадцать, а всего на десять. — Николаева зябко потянулась в кресле. — Все-таки стерва ты, Наталья, но и я из той же породы. Ты мне дала прекрасную идею: надо будет съездить в Чебоксары, там, конечно, этот их архетип еще работает. А мужчины у них по-азиатски чувственны. К тому же чуваши — прямые потомки волжских булгар, а Волжская Булгария славилась высокой культурой! Там даже водопровод был! Она поднялась с кресла, картинно прошлась по мастерской.

— Это что за работа? «Сон времени», — прочитала она название. — Я ее не видела… Ничего-ничего… Ты, друг мой, используешь все приемы, какие только существуют в живописи — как будто все предыдущие художники изобретали их специально для тебя!

— Это что — плохо? — спросила Наталья.

— Я сторонница ограничений. Не в жизни, конечно. Ограничения — это стиль. — Катерина говорила голосом мэтра, но ненароком приостановилась перед Натальей, пусть та посмотрит, что у нее нет ни одной морщинки — гладкая кожа, как пасхальное яичко. И Наталья тут же ее глянцевость заметила:

— Ботокс колешь?

— Делаю маски из водорослей. — Нет, Наталья не просто стерва, а стерва в квадрате! — слышала про маски по китайскому рецепту? Наталья глянула в сторону Дмитрия, стоящего у окна и сообразила, что бабий разговор его утомил. И тут же перевела тему:

— А ты над чем сейчас работаешь, Катерина?

— Делаю картинку с моего Макса, — Катерина глянула на мобильный телефон, — кстати, мне пора! (Потом он написал «Вражду»: внутри замкнутого эллипса, уходящего куда-то в холодную глубину, вдруг проступали, как бы проявляясь из серой темноты, две воронки

— тёмная воронка, белая воронка — они словно пытались затянуть зрителя. Ты прямо концептуалист, ворчала потом заехавшая к нему опять Катерина, от воронок твоих голова кружится, даже раму картины воспринимаешь как появляющуюся из пустоты опору, рама-опора — отличный ход. Да все искусство, вяло возражал Митя, концептуально, просто оно так не осмысливалось, вот и всё. И Рембрант? и Гойя? Нет сомнений.)

В машине Макс неожиданно устроил ей истерику: она выставила его как раба! Она унизила его перед какой-то шоколадной телкой! Она не оценила его преданность!

И Катерина без всяких сожалений высадила его на Ленинградке.

— Вали, — сказала она, — ты мне надоел. Она ехала к себе в поселок и размышляла о Наталье: стоило бы и ее выкинуть, как этого обнаглевшего пацана, но как? К Светлане легче подступиться, а у этой денег куры не клюют. И, кстати, что за бизнес она затевает? Не связанный ли с искусством? Иначе зачем она опять прирулила к Дмитрию? Пожалуй, нужно временно с их встречами смириться, вот после Америки, когда и с Натальиным делом все станет ясно, и у нее, Катерины, появятся новые перспективы — разве она не сумеет взять американские художественные салоны за горло и выгодно себя продать?

— вот тогда-то и нужно будет что-нибудь придумать, если конечно, потребуется. …А пока пусть встречаются: вряд ли Наталья бросит свою трубу ради Митьки, у которого никогда нет денег. А больших денег — тем более!

Лето уже гуляло вовсю: пахло горячим асфальтом, бензинными выхлопами, птицефермой, мимо которой сейчас Катерина проезжала. Угрожающее ее власти движение жизни, которое на своих картинах Катерина всегда стремилась остановить и обезвредить, сейчас догнало ее грязновато-мутным потоком и, окружая машину, норовило разрушить искусственную стабильность образа, в котором Катерина чувствовала себя в безопасности, словно в скафандре.. В своем доме, где все подчинялось только ее собственному, пусть даже несколько вторичному замыслу и ее собственной, никем не оспариваемой воле, Катерина могла расслабиться: война, объявленная ею всему живому миру, гремела только за пределами этого бункера.

Но у ворот уже стоял зеленоглазый официант, у которого, видимо, за вертлявостью и нагловатой раскованностью, скрывалась собачья преданность Евы Браун. Катерина, подумав так, усмехнулась и весело просигналила ему: все-таки чертовски приятно осознавать себя роковой женщиной!

* * *

Молодой режиссер Курочкин, истеричный брюнетистый субъект, приметил Майку месяца два назад. Душа его обладала той восприимчивой пустотой, которая, как больное животное лечебную травку, отыскивает для себя содержание в других и, на какое-то время вбирая его в себя, ощущает приятную заполненность, как желудок гурмана, только что вкусно отобедавшего.