Читать книгу "Черное солнце Афганистана - Георгий Свиридов"

Когда Чубков с помощником стали деловито ощупывать винты на плите, закрывавшей топливные баки, Беляк недоуменно замер. Неужели и туда? Не может быть такого! Там одних крепежных винтов три сотни, да еще герметика…

— Не боись, лейтенант! — повторил Иван, доставая отвертку. — Будет полный порядок!

Эти три сотни винтов откручивались и закручивались одной примитивной отверткой, поскольку иного инструмента не имелось. Все было вскрыто, топливо откачено, бутылки уложены, плита возвращена в исходное положение, даже место соединения подкрашено.

А летчики-операторы мозговали над маршрутными картами. Они пересчитывали остатки топлива и места дозаправок на этапах полета.

— От Кандагара до Кабула не дотянем, — доложили они свои расчеты командиру группы. — Топлива не хватит.

— Что предлагаете?

— Взять площадку в Газни.

— Хорошо, — согласился Серебров. — Пишите перезаявку.

В штабе были удивлены изменением маршрута. Но Павел Серебров умел убеждать и настаивать на своем. Там и жаркая погода и воздух разрежен, а горы высокие, преодолевать их трудно, тем более что машины новые, тяжелые, и потому топлива заправляем меньше, чтоб облегчить общий вес. Он умел говорить веско и убедительно.

— Лететь предстоит нам, а мы те места хорошо знаем!

— Тебе виднее, капитан! — сказал главный начальник и дал «добро».

Первый этап — по Союзу, до города Мары.

Первый этап полета, как первый бросок, испытание на прочность и выносливость машин. На запросы командира звена ответы следовали однотипные:

— Нормально!

— Полный порядок!

— Без проблем!

Второй этап — от Мары до Шинданда.

При пересечении границы дали эшелон 3600 метров над уровнем моря. Но на высоте в три тысячи метров начались неприятности. К обычным маслянистым запахам от работающих двигателей, внезапно добавился запах водки.

Паршин запросил бортового техника.

— Что там у тебя?

— Стреляют, — ответил Чубков.

— Кто стреляет?

— Бутылки! Пробки стреляют.

Паршин по внешнему переговорному устройству обратился к Сереброву. И на других вертолетах происходило то же самое. Командир звена принял решение:

— Снижаемся до двух с половиной!

— Понял! — ответил Паршин.

Перед приземлением открыли двери и проветрили кабины, выгоняя водочный дух. Но он упорно держался, порождая мрачные мысли.

В Шинданде быстро подзаправились горючим, и — в путь. В Газни также постарались не задерживаться.

В ставший родным Джелалабад, на свою базу, прилетели без приключений. На аэродроме летчики и технари, встречавшие прибывшие вертолеты, с удивлением смотрели на угрюмых, чем-то озадаченных пилотов. Ничего не могли понять.

Серебров, взяв с собой Паршина и Беляка, поспешил в штаб, докладывать о результатах командировки. А бортовые техники принялись торопливо отвинчивать винты, вскрывать потаенные места. И подсчитывать потери и убытки. А они оказались немалыми — около каждой боевой машины выросла куча пустых бутылок.

К вечеру Серебров собрал группу. Подвел печальный итог. Пилоты угрюмо молчали.

— Улетали веселились, прилетели прослезились, — скаламбурил Друзьякин.

— Потери естественные и не по нашей вине, — сказал Одинцов и внес предложение. — Следовательно, убытки надо поделить на всех.

Каждому члену группы досталось лишь по шесть скромных поллитровок…

4

На следующий полет за новой партией вертолетов никто из членов группы, наученный горьким опытом, ни у кого денег не брал, никаких заказов не принимал.

Командировка прошла спокойно. Ровно, без нервотрепки и без разгульного кутежа. Сдали Юлдашу привезенный товар. Но уже не в таком количестве. Получили деньги, скромно отметили свое пребывание на родной земле. Закупили ящики водки. Тоже в меньшем количестве.

Получали новенькие вертолеты Ми-24, пригнанные с завода. С ними прилетели инженеры-доработчики из Конструкторского бюро. Они привезли прикрепленные к шлемам очки ночного видения. Были организованы ночные полеты, в ходе которых летчики выявили много недостатков новинки: габариты защитного шлема и его вес непомерно увеличены, в них неудобно работать, ручная коррекция отображения не совершенна и прочее, и прочее…

Многие пилоты не хотели быть «подопытными кроликами» и под разными предлогами стали отлынивать от ночных полетов, но Беляку захотелось освоить новую разработку. Ему было интересно: ночью все виделось, как и днем, но только в бледно-салатном цвете. На третьем заходе на посадку кто-то решил «помочь летчику» и включил огни посадочной полосы.

— Мать-перемать! Немедленно выключить огни! — заорал в переговорное устройство командир.

Но было поздно. Беляк уже поймал «зайца». Этих секунд оказалось вполне достаточно, чтобы произошло полное ослепление. Пришлось совершать дополнительный круг и заново заходить на посадку. На адаптацию, на восстановление зрения требовалось минут пять. И это отразили в отчете. А еще отметили, что в боевой обстановке, когда зрительное напряжение предельно, когда ведется стрельба неуправляемыми ракетами, возникают яркие вспышки, которые также могут ослепить летчика.

Каждую ночь Александр летал с инженерами конструкторского бюро, добросовестно выполнял их указания. Он оказался единственным летчиком из всей группы, который получил официальный допуск «по работе в очках ночного видения».

Глава двадцать третья

1

Заместитель командира полка по политической части подполковник Корниловский находился в радостно-приподнятом настроении, хотя внешне это ни в чем не проявлялось. Он по-прежнему старался бывать всюду и находиться в курсе всех дел. Все видеть, все замечать, фиксировать любые нарушения и главное — указывать на недостатки и упущения, особенно по линии партийной дисциплины и выполнения воинского долга.

Настроение ему поднял телефонный звонок из Кабула, из Политуправления армии. Корниловскому сообщили о том, что он включен в список кандидатов на поездку в Ташкент, на слет-совещание политработников Туркестанского военного округа.

— Планируется и ваше выступление. Но не больше пяти минут! Срочно подготовьте и вышлите текст. О дне выезда сообщим дополнительно.

Ну, как тут не радоваться!

Партийных работников, замполитов разного ранга и званий, как он знал, в войсках округа несколько тысяч, а в Ташкент на совещание поедут считанные единицы. Лучшие из лучших! Приятно осознавать себя в их числе.

Корниловский, как человек деловой и практичный, понимал, что обязан этим капитану Серегину. Мало ли в частях и полках округа настырных и честолюбивых политработников? Но публикации в окружной газете, подготовленные Серегиным, сделали свое дело. Их сотрудничество оказалось, как пишут в дипломатических отчетах, «выгодным обеим заинтересованным сторонам».