Читать книгу "Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан"

Было ли это ложью? Не вся правда, это уж точно, однако Жеан был сам не свой, война, которую он вел внутри своего сознания, ли­шала его сил. И в голове постоянно вертелись слова: «Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную. Сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству. Лжесвидетель, на­говаривающий ложь и посевающий раздор между братьями»[20].

Он знал, кто он такой — грешник. Люди называли его святым, но они ошибались. Жеан знал так же верно, как знал, что Руан сгорит: он неминуемо попадет в ад. Он не сомневался, что находится под воз­действием какого-то заклятия. Однако сама по себе вера в подобные явления — уже ересь. Но тогда что же вселило такую ярость в его кровь, такое волнение? Ночи стали для него настоящим кошмаром. Он видел ее, Деву, ждущую его там же, в поле, только это были не те поля, которые он знал. Он стоял под горой, глядя на водный простор, а она — рядом с ним, с цветами в волосах. На ней было не голубое, а черное платье, и, сбросив его, она осталась нагая.

Кто ты?

Неужели ты не узнал меня по платью?

Ты Матерь всех скорбящих.

Потом он обнял ее и поцеловал, коснулся ее обнаженного тела и лег с нею. Проснулся Жеан весь в поту, с липким от спермы животом.

С пробудившимися сексуальными желаниями ему было очень трудно совладать. Граф Эд говорил ему: «Легко быть непорочным, когда все природные желания в тебе угасли». Теперь он не был таким уж непорочным. Он вспоминал прикосновение Элис в лагере викин­гов. Она как будто пробудила энергию, спавшую внутри него, осво­бодила от немощи, от неспособности ходить и таким образом обрек­ла на ад. Он вспоминал ее голос, и теперь, когда ему снилась Дева Мария, она говорила голосом Элис, и они лежали вместе на берегу реки, солнце играло на воде, и у нее в волосах синели васильки.

Отряд шел дальше на север, распугивая разбойников и платя по­шлину, они час за часом топали по течению реки, которая извива­лась по долине мимо террас с виноградниками. В одном небольшом городке они наконец-то продали лошадей и купили лодку. Это бы­ло речное судно с плоским дном, но викинги остались довольны.

— Не пройдет и четырех дней, как мы выйдем в море, — пообе­щал Офети.

— Ты даже не знаешь, где мы находимся, — возразил Фастар.

— Довольно близко к морю, — сказал Офети. — Посмотри сам.

Над ними парили чайки. Весьма крупные.

— Сейчас конец зимы, они могли улететь на многие мили от моря.

— Нет, — настаивал Офети. — Уж поверь мне, я его чую.

И Жеан почти поверил ему. Он ступил через ворота греха в зем­ной мир, который казался ему таким свежим и прекрасным. Земля повсюду была усеяна ростками — весна завоевывала эти края. От сырой травы веяло насыщенным прохладным ароматом, который завораживал Жеана на долгие часы, а конский запах на одежде во­все не походил на те конские запахи, с которыми он сталкивался до сих пор. За сильным, едким запахом пота скрывался еще один, терп­кий и аппетитный. И люди тоже, тошнотворно воняющие викин­ги, несли на себе отголосок этого аромата. От него у Жеана во рту скапливалась слюна, он заметил, что то и дело сплевывает ее.

Исповедник втягивал носом воздух. Он ощущал соленый запах моря, запах вара для лодок, гниющих водорослей, но между этими сильными запахами было и множество других, мелких, он улавли­вал их, узнавал, даже строил догадки, на каком расстоянии от них находится ближайшая кузница или помойная яма, стадо овец или рыночная площадь. А с запахами приходили воспоминания.

Он ехал на север на корабле, и корабль был полон людей, и все эти люди смотрели на него. Люди на корабле были какие-то странные, и он пытался понять, в чем заключается их странность. В их глазах, холодных, белых и неподвижных. Это были покойники. Жеан знал, что это не видение, а настоящие воспоминания. Он уже путешество­вал раньше так, как путешествует сейчас, зачарованный, в поисках чего-то, в поисках ее. Но когда это было? Неужели гностики правы? Может, существует лестница из душ, по которой он из жизни в жизнь карабкается на Небеса, перерождаясь, стремясь к совершенству, при­касаясь к великой святости и снова перерождаясь, чтобы начать все заново? Однако в этой жизни он не приблизился к совершенству ни на шаг. Он лишь спустился на ступень. Он был знаком с ересью гно­стиков: дурные поступки в этой жизни повлекут за собой наказание в следующей. Он же был калекой, который не в состоянии двигать­ся. А теперь он сильный, его конечности освободились от немощи, и что он сделал, получив свободу? Ушел еще дальше от Небес, пожи­рая человеческое мясо и лелея похотливые мечты.

«Держись, держись веры. Господь, услышь меня! Я был гнусным, низким человеком, я использовал во зло свободу, которой ты на­градил меня. Повергни меня, Господь, позволь мне страдать снова. Сделай меня таким, каким я был, изничтожь того демона, который зреет внутри меня».

— И мы выйдем в море на этой посудине? — спросил Астарт.

— Я что, похож на дурака? — удивился Офети.

— Ага! — ответили викинги хором, однако Жеан не присоеди­нился к общему веселью. Он мог думать только о севере, о бледной девочке, которая сидела рядом с ним, держась за него холодной ру­кой, увлекая его навстречу неведомой судьбе.

Теперь, двигаясь по стране, они привлекали меньше внимания. Викингов разбили в этих местах два года назад, их конунг принял христианство, и некоторые остались здесь жить. Хотя дети дразни­ли берсеркеров, обзывая снегоедами и китоводами, нападать никто не пытался. В одной деревне им даже устроили весьма теплую встречу. Девочка лет восьми вложила в руку Офети венок из под­снежников.

— Во славу человека-ворона, — сказала она, — знахаря вашего народа.

— Мы думали, что все вы дикари, но он спас моего сына от ли­хорадки, — сказала подошедшая женщина.

Жеан с трудом понимал, о чем толкуют вокруг. Он не мог есть ту еду, которую им предложили, хотя и пытался силой протолкнуть ее в горло. Жевать хлеб было все равно что есть бинты, мясо жаре­ной курицы по вкусу напоминало подметку. Он не голоден, пока еще не голоден, и за это он благодарил Господа.

Они двинулись дальше по извилистой реке между низкими бе­регами, под бескрайним голубым небом. Когда спустились сумер­ки, на реку пала густая тень, но в воде отражался догорающий свет, и руки и лица воинов как будто светились медью.

— Надо достать настоящий корабль, — заметил Фастар.

— Это входит в план, — заверил Офети.

— А у нас есть план? — удивился Эгил.

— О, да! — сказал Офети.

— Потрясающе. Только не говори мне, в чем он состоит, а то я не переживу разочарования.

— Не волнуйся, — сказал Офети, почесав нос. — План я тебе не открою даже тогда, когда он осуществится.

— Как всегда, — сказал Эгил.