Читать книгу "Ледяной ветер азарта - Виктор Пронин"

В это время дверь из кухонного отделения скрипуче открылась, и оттуда вышел Кныш. Медленно подойдя к столику, он остановился.

– Простите, Владимир Александрович... Мне показалось... Вы сказали, что принято решение Панюшкина снять... Это верно? – Лицо Анатолия Евгеньевича было скорбным, но живой блеск глаз выдавал его состояние.

– Да! – сказала Анна, не задумываясь. – Панюшкина снимают, а вас, Анатолий Евгеньевич, назначают на его место. Вот Москва утвердит, и можете приступать.

– Хм, – улыбнулся Анатолий Евгеньевич, показав два длинных передних зуба. – У вас юмор, я смотрю, как... как...

– Ну? – нетерпеливо спросила Анна. – Ну? Как у кого? Как где? Как что?

– Как в столовой, – ответил Анатолий Евгеньевич и играющей походкой удалился за перегородку.

– Мызгач! – сказала Анна в сердцах. – А что Панюшкин? Что он тебе сказал?

– Я с ним еще не разговаривал.

– Почему?

– Спокойно, Аня, – Званцев положил ей руку на плечо. – Стоит ли Панюшкина дергать этим разговором? Может, лучше, если они сами ему скажут?

– Ох уж эти мне деликатные! – воскликнула Анна. – Человек помирать будет, а они постесняются подойти. Мне что, самой к нему идти?

– И что ты ему скажешь? – нервно усмехнулся Званцев и неожиданно для себя добавил: – Или как-то иначе его утешишь?

– Не надо, Володя. Держи себя в руках. У тебя нет оснований так говорить. А если хочешь, я дам тебе такие основания. Только скажи мне. Хорошо? – Анна твердо взглянула на Званцева из-под челки. – Ладно, замнем. А что касается твоего вопроса... Совершенно неважно, что именно сказать человеку, главное – быть с ним, показать ему, что он не одинок, что может надеяться на поддержку. А ловкие ли ты при этом слова скажешь, красиво ли они прозвучат, со вкусом ли ты будешь одет – все это фигня!

В тамбуре хлопнула дверь, послышались голоса, и на пороге появились Панюшкин с Мезеновым. Едва Анна поднялась, как они чуть не наперегонки бросились к столику, чтобы успеть занять место у окна.

– Анна! – крикнул Панюшкин. – Если ты не накормишь нашего гостя, он меня съест. С потрохами. Он так и сказал.

– А если накормлю? – Анна остановилась у перегородки. – Не съест?

– Авось повременит! – засмеялся Панюшкин, пытливо взглянув на Мезенова.

– Анна! – протянул Мезенов жалостливо. – Неужели я похож на хищника?

– Голодные – все хищники! Вон только Званцева в травоядные можно записывать – он первое уже съел.

Когда Мезенов поднялся и пошел к выходу, где стоял умывальник с ведром, Званцев решил обратиться к Панюшкину:

– Николай Петрович, ко мне недавно приходил Тюляфтин.

– А! – Панюшкин беззаботно махнул рукой. – Он ко мне каждый день приходит, здоровается, о самочувствии спрашивает... Я говорю, что чувствую себя отлично, и он, успокоившись, уходит.

– Он сказал, что вас собираются снять.

– Ха! Об этом весь Поселок уже неделю говорит. Правда, Олег Ильич? – громко крикнул Панюшкин.

– Вы о чем? – Мезенов замер с полотенцем в руках.

– Слухи, говорю, ходят по Поселку, снимают, дескать, начальника!

– Собака лает, ветер уносит, – улыбнулся Мезенов.

* * *

А поздно вечером, когда солнце колыхалось уже где-то над Европой, а мороз усилился чуть ли не до тридцати градусов, Панюшкин принимал у себя дома членов столь уважаемой им Комиссии. Этот прием можно было назвать прощальным ужином, торжественным банкетом, поздней пирушкой и даже заключительным заседанием. Панюшкин принимал секретаря райкома по промышленности товарища Мезенова, молодого, сдержанного, но весьма волевого товарища; и своего старого друга, проныру и баламута Чернухо, лучшего специалиста по укладке трубопроводов на всем Дальнем Востоке, он также пригласил; пришел Тюляфтин – представитель дальнего московского министерства, тщеславный молодой человек, который потихоньку, про себя, уже готовил для столичных друзей потешный рассказ о своем путешествии на край света; и Опульский, влиятельный профсоюзный деятель, во всяком случае, никто и никогда его в этом не разубеждал, пришел скромно, но с достоинством; зато шумно, с хохотом ввалился Ливнев, ввалился не потому, что очень уж легко и раскованно чувствовал себя, а потому, что как раз этого ему здесь недоставало. Пришел главный инженер Званцев – молчаливый, бледный от волнения, поскольку всего час назад Мезенов задал ему прямой вопрос – согласен ли он занять должность начальника строительства? И Жмакин пришел, хмурый и настороженный. Когда все разбрелись по квартире и принялись обсуждать хоромы начальника строительства, а Чернухо в полном восторге от того, что его неприятная миссия подходит к концу, повалялся по громадной медвежьей шкуре, Жмакин даже не улыбнулся, молча отошел в сторонку и закурил.

А Панюшкин – о, старая лиса Панюшкин, старый волк Панюшкин, старый конь Панюшкин – едва только встретив гостей, едва только взглянув им в глаза, сразу все понял. Он шумно приветствовал всех, с радостью чувствуя, что не фальшивит, не заставляет себя веселиться: ему в самом деле приятно было видеть свой дом, наполненный людьми, криками, светом.

– Вопрос номер один! – Панюшкин звонко хлопнул в ладоши. – Тайменя все ели?

Оказалось, не все. Тюляфтин вообще не знал, что это такое, и Панюшкин на его молодом и румяном от мороза лице увидел неподдельную взволнованность. А Чернухо, толстый, лысый и деловито-радостный Чернухо, прекрасно знавший, что такое таймень, с чем его едят и что при этом пьют, предложение Панюшкина принял сразу.

– Даешь тайменя! – крикнул он тонким голосом и, схватив нож, побежал кругами по комнате, закатывая рукава и примеряясь к каждому, словно бы спрашивая: не ты ли таймень? Не тебя ли разделывать надобно?

– Сколько шума! – протянул Тюляфтин. – Будто речь идет не о таймене, а о... корове, например!

– От коровы слышу! – крикнул Чернухо. – Николашка! Веди нас! К тайменю веди! А то некоторые иноземцы говорят, будто и нет его на свете, тайменя-то! Веди, Николашка!

– Зачем всем-то? – Панюшкин включился в игру. – Кто сомневается – за мной!

И он первым, не одеваясь, выскочил во двор. Вслед за ним Чернухо и Ливнев вытолкали Тюляфтина.

– Сюда, сюда! – звал Панюшкин из глубины сарая. – Вот он! – И, едва Тюляфтин переступил порог, Панюшкин сунул ему в руки рыбину, стоявшую в углу; ростом она была явно длиннее Тюляфтина. – Волоки в дом! – приказал он. – А я тут еще кой-чего прихвачу. Волоки, говорю!

О, это была потеха!

Посмотреть, как Тюляфтин возится с громадным, метра под два, тайменем, вышли на крыльцо все гости. А посреди двора в свете слабой электрической лампочки, казалось, шла схватка не на жизнь, а на смерть, казалось, не Тюляфтин тащит тайменя в дом, а наоборот, таймень весьма успешно вталкивает Тюляфтина обратно в сарай.