Читать книгу "История запрещенных книг на Западе. Итальянское духовенство в одну из средневековых эпох - Алексей Петрович Лебедев"

вино, которое хозяин очень расхваливал, но я едва ли на этот раз оказался на высоте своего призвания. Угощая меня с чисто русским гостеприимством, хозяин вдруг воскликнул: «Какая досада, что я не могу попотчевать вас супом из черепахи!» «Какой такой черепахи?» — с удивлением спросил я. Хозяин объяснил мне, что в парке водятся черепахи в натуральном состоянии и что иногда, когда ему вздумается полакомиться супом из черепахи, он приказывает своему матросу поймать черепаху, что тот с успехом и исполняет. «Вчера, — прибавил г-н Д., — матрос поймал для меня черепаху, но она, негодная, за ночь куда-то убежала». Скажите: в парке водятся черепахи, и их ловят, точно домашних кур!

Но дороже всего, дороже самосского вина, дороже готовности хозяина угостить меня черепашьим супом, была его продолжительная беседа со мной, искренняя, живая, свидетельствующая о его замечательной наблюдательности. Много, много сообщил он мне интересного о Константинополе и жизни в этом городе, о разных лицах, которых он знал и о которых я хотел иметь сведения, но передавать содержание нашей беседы я считаю делом нескромным. Сообщу лишь два-три сведения, переданные им мне и имеющие отвлеченный и даже научный характер. От него я узнал, что Константинопольский пролив по его свойствам и особенностям остается неисследованным, потому что турки по-своему истолковывают всякие эксперименты над проливом с инструментами в руках. Между тем он заслуживал бы серьезного изучения. Оказывается, что Босфор всегда имеет два противоположных течения неимоверной силы и что к ним иногда присоединяется третье — от Золотого Рога, но природа этих явлений не исследована, как бы желалось. Сила этих течений так велика, что пароходы только с великим трудом могут становиться на якорь в гавани. Эти течения, по разъяснениями г-на Д., имеют громадное санитарное значение для Константинополя. Они своей стремительностью увлекают в моря всякие отбросы, попадающие в Босфор и Золотой Рог. Если бы не было этих течений, то Константинополь был бы вечным очагом холеры и всяких тифов. Итак, вот кто служит санитаром Константинополя — это Босфор. Затем г-н Д. сообщил мне, что Черное море очень медленно нагревается весной, так что в марте и апреле, когда воздух бывает уже сильно нагрет солнцем, море остается холодным, как лед. Вследствие этого наше посольство выезжает на дачу не раньше мая, когда вода согревается и перестает развивать холодные испарения. Дачная жизнь в Буюк-Дэрэ продолжается до ноября. Я взглянул на часы и с удивлением увидал, что уже два часа длится моя беседа с любезным хозяином. Эти два часа промелькнули для меня, как миг. Нужно было продолжать свою прогулку в парке и собираться ко дворам. Я встал и начал раскланиваться с г-ном Д. Но он, как оказалось, совсем не желал, по его словам, так скоро расставаться со мной. Он удерживал меня, прося позавтракать со мной, но я наотрез отказался от этого предложения. Тогда он начал настаивать, чтобы я, по крайней мере, принял от него в подарок бутылку самосского; я любезно отклонил предложение. Мы расстались друзьями. Молодой Д. составляет одно из отраднейших воспоминаний моей скитальческой жизни в Константинополе.

Обратный путь в город был очень скучен и много повредил приятности впечатлений, вынесенных мной из посещения летней резиденции нашего посла. По какой-то случайности мы попали не на пароход прямого сообщения, а на пароход так называемого кружного рейса. Следовало по очереди причаливать ко всем пристаням европейского и азиатского берегов Босфора. Путь длился целых три часа. А каково это потерять три часа ни за что, ни про что для путника, дорожащего временем? Я испытывал такое же чувство томления, которое я изведал, обозревая берега нашей Волги: перед тобой прекрасный волжский вид и ты испытываешь чувство удовольствия, но вот, вдосталь насладившись зрелищем, жаждешь перемены декорации, а этого-то и нет; пароход черепашьим шагом движется по крайне извилистому фарватеру Волги, и проходит час, прежде чем декорация переменится. Скука! На пароходе, на котором я ехал из Буюк-Дэрэ, как на всех пароходах на свете, имелся буфет. Бойкие кафеджии с подносом в руках, на которых стоят кружки с водой (вода в Константинополе — предмет торговли), чашки с кофе, неистово и поминутно выкрикивают, подсовывая свой товар под нос пассажирам. «Су-судис («воды», «водички» — по-турецки), кафэ-э-ээ кафэдис, лимонадо — газ-з-з-зо», — раздаются трели. В прежние поездки я как-то мало обращал внимания на этих ухарских крикунов, но теперь эти кафеджии мне надоели до тошноты. Мне хотелось выкупать их в водах пролива. Они напомнили мне тех невероятно дерзких и нахальных парней Никольской улицы в Москве, которые назойливо лезут к пешеходам, навязывая им всякую дрянь. Но там хоть есть полицейские, охраняющие от дерзких нахалов, — здесь же я был на законнейшем основании беззащитен… Но вот мы — слава Богу — в Константинополе — на Пантелеимоновском подворье.

Глава IV

Жизнь под мирным кровом Пантелеимоновского подворья: что представляет собой это подворье? — Радушие пантелеимоновцев, — их хлеб-соль, — о. Севаст, — парадный праздничный обед в поднебесье, — гости и гостьи, — чему досталась главная роль за трапезой, — темы разговоров, — благой пример, достойный подражания. — Возвращение восвояси: причины, побудившие ускорить мой отъезд из Константинополя, — прощание с пантелеимоновцами, — я на пароходе «Аргонавт», отплывающем в Одессу, — мои сотоварищи по кают-компании, — недостаток общества, — знакомство с русским греком, внезапно прервавшееся, — остров Фидонис, — приезд в Одессу, — потребность перемены в настроении, — прогулки в город и поездки по окрестностям, — пора домой, — я дома.

Пантелеимоновское подворье! Но я еще ничего не сказал о нем, а между тем говорить о нем считаю непременным своим долгом, долгом совести. Это подворье (как и некоторые другие монастырские подворья в Константинополе: Андреевское, Ильинское) служит станцией или местом отдыха для русских богомольцев, отправляющихся в Иерусалим и на Афон. Оно представляет собой монашескую колонию, митрополией которой служит (как я упоминал выше) русский Пантелеймонов монастырь на Св. Горе. В Пантелеимоновском подворье останавливаются (не обязываясь платить ни за помещение, ни за чай, ни за стол) разные духовные и светские лица, проезжающие по своим личным или официальным надобностям на Восток или с Востока в Россию, или куда-нибудь еще. Здесь ищут себе приюта и некоторые профессора Академий и университетов, изучающие Восток.

Здание подворья выстроено сравнительно недавно, имеет четыре этажа и в высоту длиннее, а в основании у́же, как почти все дома в Константинополе. Оно задним фасом обращено к главной улице Галаты, а передним смотрит на Золотой Рог и отчасти на Босфор. Добавим: находится в каких-нибудь десяти шагах от главной артерии Галаты. Помещения по