Читать книгу "Русское военное искусство Первой мировой - Алексей Владимирович Олейников"

царила дисциплина артиллерийского огня и личный состав артиллерии уже имел необходимую закалку в печальном опыте 15-го года. На методическую стрельбу, на обстрел площадей со стороны немецкой артиллерии стали смотреть скептически, с сознанием собственного превосходства – как на недопустимую распущенность. Корректировалось каждое орудие, изучались пороха и марки взрывателей, применялись 1000 и 1 способ, чтобы затратить на стрельбу наименьшее число снарядов. Расход 10 снарядов на пристрелку по одной цели считался позором. Артиллерийский техник дневал и ночевал на батареях, непрерывно проверяя орудия. Снаряды чистились, сортировались, смазывались. Усиленно работали на картах, проверяли их по аэрофотоснимкам. Все это делалось с единственною целью – уменьшить расход снарядов.

Но русская артиллерия действовала превосходно и в таких условиях – при всей своей бедности она отличалась необычайной гибкостью и умением разрешать труднейшие задачи с очень малым количеством боеприпасов, с недостатком средств связи, и с отсутствием централизованного тактического руководства.

Зачастую ситуация складывалась таким образом, что сила систематического огня противника требовала применить дополнительные средства инженерной подготовки атаки. Одним из таких средств были инженерные плацдармы, позволявшие скрытно сосредоточить войска перед непосредственным броском в атаку.

Другим являлась минная война – методическое разрушение позиций противника средневековыми методами. Для закладки мин предварительно рыли глубокий колодец, со дна которого в направлении к окопам противника вели минную галерею, во избежание осыпания земли обложенную изнутри деревянными рамами. В месте, намеченном для взрыва мины, отрывалось особое углубление, куда помещался заряд, называемый горном. Заряд закрывался землей и спустя некоторое время взрывался под ключевым пунктом позиции противника. Но и противник не сидел сложа руки – он также вел подземные галереи, прослушивал стук работы чужих минеров. Если ему удавалось под них подкопаться, он закладывал свой горн и взрывал неприятеля вместе с результатом его работы.

Именно поэтому минная война была трудна и рискованна. Противодействие неприятеля нервировало минеров и являлось причиной важных ошибок. Зачастую горн взрывался преждевременно и разрушал свои постройки и искусственные препятствия. Минная война велась в Карпатах, под Летценом, Иллукстом и др. Довольно энергичная минная война велась весной 1915 г. на Варшавском участке во 2-й армии – была сделана попытка захватить участок у ф. Могелы на р. Равке. Фольварк удалось занять после взрыва мины. Немцы ответили – и началась минная война, которая очень нервировала войска и в конце концов принесла обеим сторонах только потери без ощутимого тактического успеха. А в марте 1915 г. в Карпатах, в боях за Цвинин жестокий бой за каждый метр пространства шел на земле и под землей – взорвав первую мину в передовых окопах германского 3-го гренадерского полка, 17 марта удалось утвердиться в подорванной части вражеского укрепления.

Учитывая тот факт, что в борьбе за укрепленные полосы на каждом рубеже, к которому войска выйдут к ночи, придется создавать оборонительные линии для борьбы с контратаками противника, наступающий должен был обеспечить своих бойцов необходимым строительным материалом, проволокой, кольями и т. д.

На Русском фронте первые позиционные формы борьбы возникли уже зимой 1914/15 гг. – особенно ярко они проявились на польском ТВД (в боях на р. Бзуре), а также в Восточной Пруссии.

Попытки сторон применять тактические приемы, выработанные во время маневренной войны, приводили к большим потерям. Так, офицер Кавказской гренадерской дивизии поручик К. Попов вспоминал: «Бзура, маленькая речка, приток Вислы, 40 м ширины, вброд не везде проходима, и в этот период времени еще не замерзла. На ее берегах разыгрались бои, сделавшие ее название историческим… 8 декабря, влево от нас, на Бзуре шел большой бой, причем переправившийся было немецкий полк целиком был уничтожен и 500 человек было взято в плен. В ту же ночь немцы переправились через Бзуру у Брохова, и подошедшему 237-му Борисоглебскому полку приказано было выбить переправившихся немцев. Борисоглебский полк был в полном составе. К нему были приданы 3 роты гренадер… До немецких окопов было 1000–1200 шагов. Местность, по которой нам предстояло атаковать, была ровной, как стол; в двух местах перед окопами должны были находиться болота, которые нам предстояло обойти… роты должны были идти цепями по полуротно. Немцы как бы чуяли нас, и все время одиночные пули жужжали над нашими головами. Вдруг раздалась тихая, но внятная команда: «Вперед», и роты, как один, поднялись. В этот же самый момент, как бы по наущению, немцы осветили нас брошенной ракетой… Все поле мгновенно осветилось, как днем, несмотря на шедший снег и стоявший туман. Масса людей обрисовалась из тьмы и казалась какими-то привидениями. Но это был только момент. Вдруг все заговорило, все закипело, частый ружейный огонь покрылся барабанной дробью пулеметов; с противоположного берега била немецкая артиллерия шрапнелью. Невзирая ни на что, лавина людей бешено ринулась вперед. Мы буквально летели, желая как можно скорей поглотить разделяющее нас от немцев расстояние. От взвивавшихся непрерывно ракет все время поддерживалось освещение и картина боя живет во мне и до сих пор…

Идя в 9-й линии, я был заслонен от пуль непроницаемой стеной человеческих тел и около 3/4 пути мы неслись без потерь. Временами я оглядывался на бегущую за мной роту, видел ожесточенные лица, кричавшие «ура», и стальную стену штыков. Я крепко сжимал в руке «Наган», коченеющими от холода пальцами. По мере приближения к немецким окопам, с невероятной быстротой, редела впереди несущаяся масса борисоглебцев; уже сквозь просветы их я видел пламенные языки стрелявших пулеметов и линию немецких окопов, обозначавшуюся непрерывными взблестками ружейных выстрелов. От артиллерии мы не страдали, снаряды давали перелет и на них никто не обращал внимания. Вот уже… предо мной нет никого из борисоглебцев; до окопов самые пустяки… еще момент и мы ворвемся в них. Взвившаяся ракета освещает влево от меня картину: кучка борисоглебцев, человек в 50, в нерешительности остановилась у бруствера немецкого окопа. Вдруг кто-то с криком «ура» бросился вперед. Все сделали поступательное движение и пали скошенные пулеметным огнем. Выдержка немцев была изумительна. Я оглянулся назад и к ужасу своему заметил, что со мной всего один человек… Нигде, ни вправо, ни влево, ни сзади никого не было – все лежало. Конечно, это не означало того, что все были убиты или ранены; с уверенностью могу сказать, что большинство залегло… Теперь и мне ничего не оставалось как лечь. Немцы не прекращали огня. Лежа у бруствера немецкого окопа, я испытывал ощущение как будто бы голову мою бреют тупой бритвой. Немного вправо от меня жалил своим светящимся жалом пулемет. Ракеты падали непрерывно и приходилось лежать не шевелясь, чтобы не быть приконченным.

Пролежав таким образом минут 10, показавшимися вечностью, я стал на животе отползать назад… Все поле, за 10 минут перед