Читать книгу "Другая Болейн [= Еще одна из рода Болейн ] - Филиппа Грегори"

Рождество 1529

Двор собирался в Гринвиче, и королева тоже там будет. Ей достанется весь почет, а Анна пусть сидит себе тихо.

— Что теперь? — спросила я Георга. Я присела на его постель, а он устроился на широком подоконнике. Слуга складывает вещи — брат готовится к поездке в Рим. Георг то и дело вскакивает, кричит старому слуге: „Нет, не этот плащ, этот моль поела“ или „Ненавижу эту шляпу, отдай ее Марии, пригодится малышу Генриху“, а старик продолжает невозмутимо укладывать одежду.

— Что теперь? — повторил мой вопрос Георг.

— Меня вызвали к королеве, я живу теперь в своей старой комнате на ее половине дворца. Анна осталась у себя, совсем одна. Я думала, матушка с ней побудет, я и все остальные придворные дамы теперь обязаны прислуживать королеве, а совсем не Анне.

— Ничего в этом нет плохого, просто ожидается множество народу из Сити, они приходят во время Рождества посмотреть, как король с королевой пируют. Никак нельзя, чтобы купцы и торговые люди болтали о невоздержанности короля. Ему хочется, чтобы все говорили — он выбрал Анну для блага государства, а не ради похоти.

Я бросила взгляд на слугу — не много ли мы себе позволяем.

— Не беспокойся о Джоше, он слегка глуховат, благодарение Богу. Плохо слышишь, да, Джош?

Слуга и головы не повернул.

— Хорошо, хорошо, ты свободен, — сказал Георг, но слуга продолжал как ни в чем не бывало паковать вещи.

— Все равно, лучше не рисковать, — заметила я.

— Джош, — брат повысил голос, — оставь нас, потом докончишь.

Слуга вздрогнул, обернулся, поклонился Георгу и мне, вышел.

Брат бросился на кровать, удобно улегся, положив голову мне на колени. Я прислонилась к спинке кровати.

— Думаешь, доживем до этого? — лениво спросила я. — Такое впечатление, что мы к свадьбе готовимся уже лет сто, не меньше.

Он прикрыл красивые темные глаза, снова открыл, взглянул на меня.

— Бог знает, какова будет цена, когда дело наконец завершится. Счастье королевы, безопасность трона, уважение народа, нерушимая святость церкви. Иногда мне кажется, мы с тобой только и делаем всю жизнь, что на Анну работаем. И много ли нам за это достается?

— Ты, мой дорогой, наследник графской короны, вернее, двух.

— По мне бы лучше отправиться в крестовый поход и убивать неверных. А потом вернуться в свой замок к красотке-жене, которая от меня, храбреца, без ума.

— А мне подавай поле хмеля, яблоневый сад и стрижку овец.

— Ясно, оба дураки. — Георг снова прикрыл глаза.

Он, кажется, заснул на пару минут. Я бережно придерживаю его голову, смотрю, как подымается и опускается при дыхании грудь. Меня клонит в сон, прислоняюсь к расшитому покрывалу на спинке кровати, дремлю.

В полусне услышала, как заскрипела дверь, лениво открыла глаза. Нет, это не слуга Георга, не Анна, которой мы опять зачем-нибудь понадобились. Кто-то украдкой взялся за дверную ручку, тайком приоткрыл дверь. Джейн, жена Георга, теперь леди Джейн Рочфорд, всовывает голову в комнату и глядит на нас.

Она не вздрогнула, не произнесла ни слова, увидев нас вместе в постели, и я — не совсем еще проснувшись, не в силах пошевелиться, чувствуя какую-то неясную угрозу в ее неожиданном появлении — тоже не заговорила, наблюдаю за ней сквозь полуопущенные ресницы.

Она стоит тихо-тихо, не входя в комнату, но и не закрывая дверь, внимательно оглядывая открывшуюся картину — голова Георга у меня на коленях, мои ноги, полускрытые платьем, запрокинутая голова, чепчик, оставшийся на подоконнике, разметавшиеся со сна волосы. Она нас рассматривает, будто собирается писать портрет или ищет доказательства на месте преступления. Затем так же тихо, как и вошла, выскальзывает обратно.

Я тут же потрясла брата за плечо, а когда он проснулся, закрыла ему рот ладонью.

— Ш-ш-ш, Джейн только что была тут. Она все еще за дверью.

— Джейн?

— Да, Бога ради, Джейн, твоя жена Джейн.

— А что ей нужно?

— Она ничего не сказала. Просто вошла, посмотрела на нас, спящих на кровати вместе, все подробненько осмотрела и исчезла.

— Наверно, не хотела меня будить.

— Наверно, — неуверенно пробормотала я.

— Что такое?

— Она так странно глядела.

— Она всегда странно глядит, — небрежно махнул рукой брат. — Девушка с душком.

— Вот именно. Понимаешь, она на нас смотрит, а мне кажется… — Я не могу подобрать правильного слова. — Будто я делаю что-то совершенно неприличное. Словно мы с тобой в чем-то виноваты, словно мы…

— Что?

— Слишком близко оказались.

— Мы же брат и сестра. Конечно, мы всегда рядом.

— Вместе в кровати и спали.

— Конечно, мы спали. Что нам еще делать в кровати вместе. Любовью заниматься?

Я хихикнула:

— Она так посмотрела, словно мне вовсе не положено быть у тебя в комнате.

— А где тебе еще быть? — Брат, похоже, ничуть не взволновался. — Где нам еще поговорить, придворные так и шныряют поблизости, норовят каждое слово подслушать. Она просто ревнует. Она бы все королевское приданое отдала за то, чтобы оказаться со мной в постели посреди бела дня. А по мне — лучше голову сунуть в пасть льву, чем положить ей на колени.

— Думаешь, не стоит беспокоиться? — улыбнулась я.

— Совершенно не стоит, — лениво отмахнулся он. — Она моя жена. Я как-нибудь с ней разберусь. Сама знаешь, как это делается в браке, захочу — вообще от нее избавлюсь и возьму себе хорошенькую.

Анна решительно отказалась проводить Рождество в Гринвиче, если не она будет в центре внимания. Генрих снова и снова пытался ей объяснить — это пойдет на пользу им обоим, но она никак не могла смириться, что он предпочел королеву.

— Я уеду! — кричала сестра. — Ни за что не останусь здесь, где на меня никто внимания не будет обращать. Поеду в Гевер, проведу Рождество в деревне. Или лучше вернусь ко французскому двору. Отец уже там, мне будет весело. Ко мне во Франции всегда хорошо относились.

Он побледнел, будто она его ножом пырнула.

— Анна, любовь моя ненаглядная, единственная, не говори таких слов.

— Единственная любовь? — кинулась она на короля. — А на Рождество посадите рядом другую.

— И в этот день, и во все остальные лучше тебя мне не найти. Но если Кампеджо все еще докладывает обо всем Папе, мне нужно, чтобы все знали — я отказываюсь от королевы из самых чистых побуждений, просто по необходимости.

— Я, значит, недостаточно чиста? — Анна словно выплюнула эти слова.

Быстрота ума, которая так хорошо служила ей в придворном флирте, теперь оборачивалась против короля. И он не мог устоять — ни тогда, ни сейчас.