Читать книгу "Мечты о пламени - Келли Сент-Клэр"

как если бы я была на его месте. И часть меня поздравляет его с выбором, когда он берёт в руки единственный пылающий факел, в то время как другая часть ненавидит его за это. Он решил разжечь огонь, прежде чем вступать в бой.

Но он слишком медлителен. Без всякого изящества и плана я бросаюсь на него и с грохотом падаю на землю. Я борюсь с одышкой, пока Бровек поднимается на ноги и снова тянется к факелам.

Я освобождаюсь и делаю выпад в его сторону. Он не успевает дотянуться до факелов и вместо этого наносит жестокий удар ногой в живот. Я откатываюсь в сторону и ударяюсь о каменную балюстраду крыши. Вени, я не могу быть прижата к стене человеком такого размера, как Бровек.

Я опускаюсь на колени, но падаю от его кулака, когда он проносится передо мной.

— Не так уверенна, когда здесь нет твоего брата, делающего большую часть работы, — рычит он.

Я закидываю ноги за голову, выгибаясь назад, и вскакиваю на ноги, испугав запыхавшегося мужчину. Мы оба восстанавливаемся после гонки. Мои руки всё ещё горят от подъёма.

— Ты не будешь зажигать этот сигнал, — говорю я. — Отступи, и я позволю тебе жить.

Он язвительно смеётся.

— Я лучше умру.

Он повторяет свои слова и бросается в атаку. Я поворачиваюсь в сторону, и мы принимаемся за дело. Я теряюсь в автоматических движениях своего тела. Ничто не имеет значения, кроме как остановить его.

Он ударяет меня в бок. Меня насквозь пронзает боль, напоминая о порезе. В ответ я наношу перекрёстный удар по уже опухшему глазу. Во мне нет надежды. Я не допущу этого, потому что мы с лидером Элиты абсолютно равны, пока танцуем по крыше. Я подрезаю его левую ногу и смотрю, как она подгибается. Он задевает мой подбородок верхним ударом.

Я бросаюсь вперёд и подбираю его упавший кинжал, отбрасывая зажжённые факелы подальше от наваленных позади меня тел. Бровек рычит от ярости, когда я опускаюсь ниже, перенося вес на пальцы ног.

— Ты сдаёшься? — спрашиваю я.

Он издаёт возмущенный рёв и бросается на меня. Я переставляю ноги в ответ на его уклонение.

Мне не стоило беспокоиться. Я в шоке наблюдаю, как Бровек поскальзывается на неосвещенном креплении факела, падая грохочущей кучей мускулов, обмотанных шнуром, прямо на пылающий огонь другого факела. Его одежда загорается, и оранжевое пламя быстро распространяется, пока он перекатывается с боку на бок, пытаясь освободиться от огня. Он кричит от боли, выкрикивает непристойности, раскидывая ноги и руки в разные стороны.

Это худший страх Солати: сгореть заживо.

Я стою между Бровеком и сигнальным костром и просто смотрю, как он судорожно пытается сбить пламя, лижущее его тело, срывая с себя одежду. Через некоторое время ему удаётся угомонить огонь, но со своего места я вижу, что большая часть его тела покрыта волдырями.

Бровек в изнеможении падает на настил крыши. Мне этого недостаточно. Схватив кинжал, я вскакиваю на его дымящуюся фигуру, прижимаю его руки по бокам к ногам.

— Отвали, грязная шлюха, — хрипит он.

Я не подчиняюсь своему тщеславию из-за произнесённых слов.

Я погружаю кинжал в его желудок и выдёргиваю его. Кислота и вытекающая желчь должны начать действовать немедленно. Один из самых медленных и мучительных способов умереть. Огонь тоже мучителен, но он быстр.

Я думаю об этом, пока Бровек корчится подо мной. Двадцать минут — это слишком долго, чтобы он остался жив. Я слегка привстаю и вскрываю зияющую линию между его бедрами слева направо, удостоверяясь, что перерезана артерия.

— Твоя мать должна была… убить тебя, — задыхается он.

Теперь, когда он недееспособен, я разрешаю себе несколько слов.

— Я могла бы сказать то же самое о твоей, — говорю я.

— Я должен был раздавить тебя, когда ты была…

Он прерывается, когда я вскрываю артерии в обоих бедрах и надавливаю на рану на животе. Его глаза закатываются от боли. Я грубо пинаю его, пока он не приходит в себя, а затем приседаю возле его головы.

— Твои сегодняшние решения убили Элиту.

Я смотрю на его лицо в поисках раскаяния. Его там нет.

— Твои действия на протяжении моего детства позволили мне стать тем человеком, который сегодня убивает тебя.

В его глазах мелькает страх, когда он признаёт свою судьбу.

Я притягиваю его к себе и шепчу:

— В твой последний миг я хочу, чтобы ты знал: всё, ради чего ты работал, всё, что ты пытался сохранить. Ужас, который ты принёс невинным, — он замирает от моих слов. — Всё это было напрасно. Осолис будет восстановлен.

Я перерезаю ему горло и смотрю, как его кровь просачивается на камень крыши замка. Его голова заваливается на одну сторону, когда последний вздох покидает его тело.

Я колеблюсь, прежде чем подхожу к нему и проверяю на признаки жизнь. Он действительно мёртв. Я хромаю к разбросанным факелам и тушу их, а затем перебрасываю через парапет. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы сдвинуть все тела и мебель, но я не могу оставить факелы так близко, пока убеждаюсь, что мои друзья в безопасности. Я смотрю в сторону Первого Сектора, но отсюда я никак не смогу увидеть Оскалу. Солати не могли увидеть пламя одного факела, не так ли?

* * *

Прижав руку к порезанному боку, я прохожу под каменной аркой, опираясь на левую ногу. В какой-то момент кто-то, должно быть, ударил меня по бедру. Малир и Оландон встречают меня у основания второй лестницы и встают по обе стороны от меня. Меня пронзает облегчение, когда я выделяю оставшихся своих пятерых спутников из толпы плачущих и белолицых женщин и детей. Рон бледен. Его ранили ножом, и он определенно не должен стоять. Сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится указать ему на это. Риан стоит в стороне, собравшиеся Брумы обходят его стороной. Я их не виню.

Я жестом велю Оландону и Малиру идти вперёд, и они покидают меня, чтобы помочь раненым. Мой брат помогает Грете, которая была сильно избита, лечь на скамейку. Малир нежно обнимает плачущую Садру.

Мы справились. У меня на глаза наворачиваются слёзы. Мы спасли их.

Раздаётся звук.

Сначала я хмурюсь. Размышляю над шумом, когда меня подталкивает вперёд давление позади меня.

Всё ещё в замешательстве, я поднимаю взгляд и вижу Оландона, мчащегося ко мне. Малир поворачивает голову, и его глаза расширяются от… гнетущих мучений? Некоторые женщины прикрывают рты, а у других они широко открыты, как у Камерона в моём кошмаре.