Читать книгу "Мой домовой — сводник - Ольга Горышина"

Рыжик с красными глазами стоял босиком на плитке кухни. Губа, кажется, еще больше распухла. Красавчик, ничего не скажешь… Глупые взрослые, какие же у него глупые взрослые, включая меня…

Виктор шумно прошел на кухню, вытащил стакан, налил воды и протянул сыну, не присев, не обняв, не сказав ни слова утешения. Мальчик осторожно сделал пару глотков и со "спасибо" вернул стакан отцу. Тот молча отнес стакан в раковину. А Рыжик не двинулся. Стоял, зажав в кулачки пижамные штанишки, и молчал, смотря вперед осоловевшим взглядом. Бабушка позвала его так тихо, что я еле услышала, а он сразу рванулся ко мне и сжал ноги, как в пятничный вечер в библиотеке.

— Я уложу Глеба, — сказала я тихо, глядя Виктору в прямую спину.

Тот остался лицом к раковине, и я, сжав маленькую ледяную ручку, прошла мимо хозяйки в гостиную и дальше по коридорчику в комнату малыша, настоящее предназначение которой понять было трудно: кабинет, библиотека или просто лишняя комната. Ему разложено было кресло. Достаточно широкое даже для взрослого человека, и Глеб казался в нем совсем каким-то маленьким. Даже меньше, чем вчера на диване.

— Почитай, — попросил он.

— Уже поздно. Завтра в садик.

— Почитай, — будто не слышал он.

Я вытащила телефон. На нем у меня была сохранена только "Маленькая Баба Яга" Пройслера, и я начала читать:

— Жила-была когда-то Маленькая Баба-Яга — то есть ведьма, — и было ей всего сто двадцать семь лет. Для настоящей Бабы-Яги это, конечно, не возраст! Можно сказать, что эта Баба-Яга была еще девочкой…

Я поднимала от экрана глаза: Глеб не спал, смотрел на меня и тяжело вздыхал, а потом на фразе "Но тут вмешалась ветряная ведьма Румпумпель: — Разве ты не хочешь ее наказать? — спросила она у Главной ведьмы…" жалобно сказал:

— Я не хочу дальше. Мне страшно.

Я положила телефон на пол. Глеб глаз так и не закрыл.

— Почему ты не спишь?

— Обними меня, — попросил он вместо ответа.

Я нагнулась к нему, и он чуть не задушил меня своими ручонками, с такой силой, явно унаследованной от папочки, прижав меня к маленькой груди.

— Полежи со мной…

Я не стала напоминать про уговор с папой, просто скинула белые тапочки и притулилась с краю. Глеб снова обнял меня за шею и тяжело вздохнул.

— Ты не уйдешь?

— Не уйду. Спи.

Я тоже закрыла глаза, но тут же открыла — нет, я не должна засыпать. Так и лежала, смотря на потушенную еще перед началом чтения лампу. Спит, не спит? И как глубоко? Потом я все же рискнула выбраться из цепких объятий, предавая ребенкину веру своим уходом. Там, за дверью, меня ждал еще один ребенок. Правда, по росту слишком большой, но в остальном…

В гостиной никого. Я прошла дальше. Не таясь, но меня не услышали с кухни и продолжили разговаривать. Говорил Виктор и достаточно громко:

— Не надо делать из переезда проблему. Если ты не хочешь жить в бабушкиной квартире, я все пойму. Мы ее продадим, я добавлю денег и куплю тебе квартиру там, где ты захочешь. Хочешь на Ваське? Почти центр, если ты к нему привыкла, но цены не так кусаются, как здесь.

— А если я скажу "нет", что ты сделаешь?

Подслушивать нехорошо, но и упускать возможности понять, что в этом доме происходит, нельзя ни в коем случае. Так что я, засунув воспитание в одно место, замерла за дверью, прижавшись к стене… На тот случай, если вдруг захочу упасть в обморок от подслушанного.

Глава 45: Квартирный вопрос и домашняя скотина

Секундная пауза, и Виктор чуть повысил голос:

— Ты не станешь ставить мне палки в колеса. Ты же прекрасно понимаешь, что это для твоего внука. Садик рядом, хорошая школа рядом, театры, музеи… Он к этой квартире привык. У меня нет свободных денег купить что-то подобное. Ты хочешь, чтобы я снимал с ребенком?

Снова пауза.

— Ну почему в России до сих пор все портит квартирный вопрос?! Ну я же тебя не на улицу выгоняю, в конце-то концом! А ты меня выставила в никуда с полной уверенностью, что поступаешь правильно. Но я тебе это не припоминал. Никогда. И сейчас бы ничего не сказал, если бы опять же не твоя любимая Олечка… Эта квартира принадлежит мне, и я хочу ее назад. Для своей семьи. Мама, ну зачем ты все усложняешь?

— Эта квартира не имеет к тебе никакого отношения.

— Она моя по всем документам. Моя, и ты это прекрасно знаешь. И это не прихоть. Я только что нормально объяснил причины, почему хочу жить именно здесь. Хочешь жить с невесткой? Да вообще не проблема. Живи, места всем хватит! Только тебе придется жить и со мной тоже. А этого ты точно не хочешь.

— Да, этого я действительно не хочу. Но я и пальцем не пошевелю, если ты не скажешь, почему не хочешь жить в своей новой квартире.

Новая пауза. Чуть длиннее. И тихий ответ Виктора:

— У меня больше нет той квартиры.

— Как нет?

Последовала пауза, в которую я услышала, как нервно звякнула о блюдце чашка. У меня тоже что-то звякнуло в груди: он подарил ее Карине? Откупился?

— Только не говори мне…

— Я и не говорю! — перебил Виктор мать уже намного громче. — Такое только тебе на ум могло прийти! Но даже если бы я отдал ее Мироновым, это мое дело…

— Вить, ты не понимаешь, что мне больно? — перебила сына мать уже тоже далеко не шепотом. — Не понимаешь, как больно! Когда умер твой дед, и мы лишились его пенсии, нам элементарно не на что было в магазин сходить. Мне вообще ничего не платили в тот момент в школе, потому что я институт из-за тебя так и не закончила. И я умоляла твоего папочку, чтобы он дал на тебя хотя бы рубль. И знаешь, что он мне ответил тогда: ты же себе суп варишь, неужели сыну не нальешь тарелку, ну сколько ему надо? А нам с матерью к концу месяца суп сварить не на что было…

— Мам, я слышал это не один раз в разных интонациях, и это не имеет к сегодняшнему дню никакого отношения.

— Да как же это не имеет?! Да ты просто плюешь мне в душу, когда общаешься с ним… И ты становишься таким же мерзким, как он… И на Оле ты не женился, потому что решил, как и он, что можно вот так… И ребенок этот есть только благодаря мне, потому что я поставила тебя на место. А тебе он не был нужен. И не нужен сейчас. Как приперло, ты сразу решил его на другую женщину скинуть. Ты бы на Ирине не женился иначе. Тебе ответственность не нужна, тебе ж просто потрахаться и все… Витя, мне ужасно стыдно, что ты вырос таким… Господи, что же я сделала не так? Ну как, как ты стал таким, таким… прости, мудаком?

Повисла пауза. Недолгая. Но я услышала тихие всхлипывания хозяйки.

— Я твой единственный сын, — проговорил Виктор теперь снова полушепотом. — Ты должна меня любить, но любишь ты кого угодно, только не меня…

— Это неправда! — перебила Зинаида Николаевна дрогнувшим голосом и вновь всхлипнула.