Читать книгу "Демон Господа - Уэйн Барлоу"

Все новые ряды душ укладывались в мост, стена приближалась. И активность ее возрастала, частота разрядов увеличивалась. Генерал не хотел смотреть назад, на изрытое поле боя, где гибло сейчас столько воинов. Он только удивился тому, что еще ни одна молния не попала в мост. Впрочем, это — дело времени.

Ганнибал снова вгляделся в стену и тут заметил торчащие из смятых тел душ черные сферы. Каким-то образом Мульцибер приспособил их для концентрации энергии, применяемой для обороны. Когда генерал сам носил такую сферу, то даже не мог предположить, что ее можно использовать подобным образом. Да, архитектор Диса талантлив.

Ганнибал наблюдал, как концентрируется очередной ударный глиф, как собираются воедино яркие точки, готовые вот-вот разразиться громовым треском. Он уже приготовился к новому разряду, и тут стена неожиданно потемнела. Он ждал, что она вспыхнет снова, но что-то, очевидно, случилось. Сзади, из линий нападавших, послышался восторженный рев. Похоже, действительно что-то произошло и оборонительный рубеж Вельзевула пришел в негодность.

Маги Сатанакии, пользуясь передышкой, удвоили усилия, стремясь завершить работу или хотя бы продвинуть ее, пока не ожила стена. Но та, подсвеченная снизу лавой Пояса Люцифера, овеваемая ветром, молчала.

Азазель выпустил глиф Сатанакии, но тот погас слишком быстро, и Ганнибал не успел разобрать его смысла. Однако почти сразу за ним не очень большой, но яркий глиф врезался в самый верх стены и отколол от нее громадный кусок. Тот обрушился в лавовый поток, и огненный фонтан чуть не окатил стоявших на берегу. Оказалось, этот глиф лишь пробный. Сразу за ним к такой уязвимой теперь преграде понеслось множество других, более крупных, и обломки полетели во все стороны. Умелые в искусстве разрушения, демоны целились так, чтобы откалывать самые большие куски. Из порванных артерий и каналов брызгала жидкость, огромные плоские куски отваливались и медленно оседали вниз, словно их отколупывали гигантские пальцы, и вскоре Ганнибал увидел, что эти обломки образовывают новые мосты через пояс — прямо к подножию стены. Когда разрушение закончится, демоны не преминут ими воспользоваться.

Со стороны Замка донесся долгий протяжный вой. Ганнибал знал, что это голос Семиязы, но ему показалось, что вопит сама оскорбленная и израненная Замковая гора. Что станет с этим неведомым полулегендарным существом, если Вельзевулу и его Замку придет конец?

Ганнибал скова посмотрел на возводимый мост. Тот рос на глазах. Разрушители стены теперь оставили в покое участок возле ворот и тянущегося к ним моста. Еще немного, и мост подойдет к воротам вплотную. Внизу, к началу моста, подвели оставшихся бегемотов. Ганнибал понял: Сатанакия хочет использовать их в качестве таранов, чтобы взломать ворота, какие бы заклинания их ни защищали. Ничто в Дисе, да и в самом Аду, не могло остановить этого демона в стремлении скорее объединиться с силами Саргатана.

* * *

Наконец-то боевой задор охватил и Элигора, он весь загорелся азартом битвы. Тогда и погиб рыцарь-бригадир Мельфагор. Но вовсе не из-за этого. Просто произошла случайность, на которые щедра судьба любого воина.

С каждым побежденным демоном прим-рыцарь Мельфагор, как это было заведено у членов Ордена Мухи, немного увеличивался в росте. И, к несчастью для себя, оказался как раз на пути Элигора, на бреющем полете устремившегося на Фарайи. Копье капитана практически само раскололо голову помощника магистра до самой шеи, и лицо его едва успело выразить удивление. Мельфагор вспыхнул, и Элигор, даже не изменив направления полета, подхватил диск противника. Это была просто удача, нечаянный удар, но такой важности, что, несмотря на кипевшую вокруг битву, капитан поневоле улыбнулся. Диск прим-рыцаря прикипел к его грудной пластине, словно был создан специально для этого.

Но как ни быстро прошло поглощение, Элигор все же не успел как следует подготовиться к атаке барона. Тот, ловко маневрируя между сражающимися, вытянув перед собой меч, двигался на него. Единственный глаз Фарайи горел, из сочленений его брони снова полыхало пламя. Последнее, что успел сделать Элигор перед началом схватки, — бросить глиф передачи командования Метафраксу.

Скрестив оружие с Фарайи, Элигор, к удивлению своему, почувствовал к нему не ненависть, а, скорее, что-то вроде жалости. Он ожидал, что будет стремиться уничтожить его, но чувства в душе капитана играли двойственные. Разумеется, барона следовало уничтожить, в этом сомнений не было. Но, глядя на эту потрепанную, словно выпотрошенную фигуру, он понимал, что если внутри ее и сохранилась какая-то малая часть прежнего Фарайи, то для нее избавление от Мухи окажется благодеянием.

Клинок Фарайи проник в бедро Элигора и напомнил ему, что до оказания барону каких-либо услуг еще далеко. Отпрыгнув, Элигор проверил, действует ли нога, и убедился, что боли почти не ощущает, — та придет потом, после боя. Рана оказалась глубокой, но не слишком мешала, к тому же она вовремя напомнила капитану, что перед ним воин, чьи способности, скорее всего еще и усиленные Вельзевулом, намного превосходили бы его собственные, если бы Элигор вовремя не впитал в себя умения бригадира рыцарей.

Теперь Элигор работал копьем с такой ловкостью, о какой даже мечтать не мог до этой битвы; Мельфагор явно был искусный воин — то ли из-за многочисленных побед, то ли из-за врожденных талантов, — и каждый изощренный удар Фарайи встречал столь же искусную защиту. Капитан увертывался и сам делал выпады с потрясающей скоростью и точностью. Он использовал приемы, о которых только слышал, техники, о которых знал, но никогда не видел, и применял их с вдохновением художника. Он упивался не только вновь обретенными способностями, но и наблюдал за бывшим союзником.

Фарайи работал мечом молча, меч и ранее казался гораздо красноречивее его самого. Своего умения бывший барон не утратил, но из него самого что-то все же исчезло. Воображение, фантазия — этого теперь его филигранная техника боя лишилась. Вместо них осталась только методичная демонстрация искусства владения мечом, правда, большинство противников, столкнувшись с бароном, никогда не сумели бы это искусство преодолеть. Иногда Элигор замечал словно бы отблески образа своего старого друга, и все же Фарайи окончательно лишился и своего духа, и сознания. Сражаясь, он смотрел словно сквозь противника — заполненной червями глазницей, где притаился немигающий зеленый уголек бешеной ненависти.

Черное лезвие то и дело исчезало из поля зрения Элигора, но никак не могло его коснуться. Капитан же маневрировал около противника так, чтобы видеть своего лорда. Саргатан находился на вершине трона, а Вельзевул уже начал спускаться — яростным облаком крутящихся мух и сверкающих глифов. Элигору даже потребовалось усилие, чтобы оторвать взгляд от этого зрелища, но Фарайи был настойчив, а его клинок — ненасытен.

Капитан перехватил копье за конец и неожиданным выпадом послал его на всю длину, взрезав корпус Фарайи под мышкой и отхватив ему кусок бока. Барон не вскрикнул и даже не дернулся, и на миг Элигор подумал, а можно ли вообще поразить это пустое создание. Отступив, он принялся работать копьем, как учил его когда-то сам Фарайи — подражая стреляющему языку абиссали, — и нанес противнику еще один удар. На этот раз пострадала одетая костью нога Фарайи, и рану заметили оба: барон захромал и на раненую ногу старался не опираться.