Читать книгу "Аргентина. Лейхтвейс - Андрей Валентинов"

И вновь щелкнул пальцами. Кувалда, резко выдохнув, нахмурил густые брови, уперся в стол крепкими кулачищами.

– Получится! Италия бедна и слаба, но мы станем есть слона по кусочкам. Куснем – и переварим, куснем – и переварим. Никто до поры до времени и не заметит. А всех соседушек – стравим друг с другом. Им скоро будет не до нас.

Потянулся через стол, подмигнул левым глазом.

– «Белые» испанцы вот-вот войдут в Мадрид. Ха! Какие там испанцы? Наши славные дивизии «Литторио» и «Черное знамя»! Несколько дней на зачистку и уборку, а потом в Мадрид приезжаю я. И вместе с Хозе Санхурно…

– …Провозглашаете Латинскую империю, – не слишком вежливо перебил берсальер. – А как же Гитлер? Французы? Британцы? Сталин, наконец?

Кувалда внезапно хихикнул, мерзко и визгливо.

– Пугаешь, сопляк? А я не боюсь. Не тот берсальер, что победил, а тот берсальер, что выкрутился! Когда тебя окружили стеной, следует проломить в ней окошко – и в него проскочить. С Гитлером я договорился, пообещал кое-что. Немецким торговым фирмам – особые привилегии, Люфтваффе – несколько баз на Пиренеях, а в перспективе – плебисцит в Тироле. Французишки взъярятся, но без британцев в войну не полезут. А у тех начнутся больше проблемы. Уже начались! Они постоянно ссорились с русскими из-за Ирана, Афганистана, Турции. Но именно сейчас запахло паленой шерстью, причем самое веселое только начинается. Крещендо! Им будет не до Испании. В крайнем случае, подарю им Канарские острова, пусть глотают. Кто остается? Ах, да. «Сталин, наконец», как ты сказал. Верно? Сталин… А Сталина твоего – на конец!

Ухнул, фыркнул – и загоготал, хлопая себя по толстому брюху.

– На конец! На конец! Здорово я пошутил, верно? Это, малыш, называется каламбур. Калом – бур, а телом – бел. Га-га-га-га!..

Сухо щелкнули княжьи пальцы, испаряя призрак. Только старая шинель не хотела исчезать, нависла над столом, угрожающе зашевелилась, рукава потянулись вперед…

Дикобраз дернул губами:

– Сгинь!

Встал из-за стола, накинул пиджак, сунул в карман блокнот и карандаш. Повернулся к подоконнику.

Собака словно этого и ждала.

– Вау-вау-у-у!..

Князь почесал кончик носа. Значит, окошко в стене? Маленькое, но и его хватит, чтобы успеть в Мадрид и прокукарекать, а там – хоть солнце не вставай! Наверняка Дуче полетит самолетом, чтобы успеть. Окошко-то невеликое…

– Вау-вау-вау-у-у-у-у-у!..

– Воешь, бродяга? – вздохнул Алессандро Руффо ди Скалетта. – Ну, я сейчас с тобой поговорю!

И вышел, легко хлопнув дверью, на которой белела Ее длань.

2

Маленький дворик посольства быстро пустел. Фон Шуленбург, встреченный целой толпой сотрудников, с достоинством проследовал в двухэтажный желтый особняк, автомобили, рыкнув напоследок, укатили в гараж. Прочая публика тоже быстро рассосалась, оставив Иоганна Фелинга наедине с коричневым кожаным чемоданом. Член НСДАП с 1936 года не торопился, стоял да по сторонам поглядывал. Летний вечер был хорош, сквозь листву высоких кленов пробивались лучи неяркого закатного солнца, пахло бензином, пылью и почему-то сдобными булками. Вероятно, где-то поблизости располагалась посольская кухня.

Опасаться нечего – он, пусть и с приклеенными усами, на территории Рейха. Добрался без особых проблем. Посол, правда, даже не соизволил кивнуть в ответ на его приветствие, прочие тоже не спешили общаться, но так даже лучше. Только в Тушино довелось поволноваться, и то всего пару минут. Парень-пограничник долго не отдавал паспорт, вертел в крепких пальцах, подносил фотографию к самым глазам, тщательно сравнивая с оригиналом. Но и это не слишком опасно. Документ подлинный, доказать же, что прибывший вечерним рейсом в столицу СССР гость – не Фелинг, а шпион Таубе, практически невозможно. Заподозрят, возьмут, как здесь принято говорить, «на карандаш» – и пусть. Контора пишет! Возвращаться тем же путем Лейхтвейс не собирался.

На душе было спокойно, словно самое трудное уже позади. Он в Москве, в безопасности, и даже кожа под фальшивыми усами перестала чесаться.

– Господин Фелинг, добрый вечер! Извините, немного опоздал, задержали. Ну, и как там Берлин? Мы с супругой все собираемся в отпуск, но дела, дела…

Пулеметная очередь – слова не вставить. Лейхтвейс и не стал пробовать. Дождался паузы и пожал руку суетливому лысому толстячку в распахнутом сером пиджаке.

– Добрый вечер, господин Ламла! Вы ничуть не опоздали.

..На лацкане – партийный значок, не простой, с золотым венком, из нагрудного кармана гордо выглядывает «Паркер». Нос – пипочкой, щеки пончиками, губы – хоть обратно закатывай. Дорогой одеколонный дух, веселая искренняя улыбка. Только глаза почему-то в сторону косят.

Не опоздал толстяк, пришел, когда следует. Двор пуст, охрана у ворот смотрит на улицу, все прочие наверняка слушают посла. Шуленбург говорлив, не упустит случая блеснуть красноречием.

– Пойдемте, пойдемте, здесь недалеко.

Словно из-под земли воздвигся хмурый парень в черном костюме, молча взял чемодан и так же без слов потопал вперед. Фридрих Ламла кивнул ему вслед.

– Это Пауль. Вы с ним давно знакомы, господин Фелинг. Если меня почему-то не будет, он поможет решить все вопросы…

Обойдя желтый особняк, свернули направо. Если верить плану, посольство размещалось в трех небольших зданиях. Но это на бумаге. Дальнее, где проживал вспомогательный персонал, было шкатулкой с двойным дном. В старый кирпичный корпус врезан бетонный бункер – «Куб», вотчина господина Ламла. Три этажа (один подземный), стальные двери – и уютные тихие комнаты. Шифровальный отдел, секретная часть, архив, склады и многое, многое другое.

Фридрих Ламла лично руководил строительством, чем очень гордился. Лейхтвейс читал его рапорт, где толстяк уверял, что русские ничего не заподозрили. В последнем можно и усомниться, однако система безопасности выглядела действительно образцовой.

– К сожалению, у нас тесновато, – честно признался руководитель персонала, останавливаясь у неприметной деревянной двери. – Зато тишина и покой. Вот увидите!

За дверью – малый тамбур с охранником за стойкой. Лейхтвейс достал паспорт, но кивка его спутника оказалось достаточно. Лестница, второй этаж, длинный коридор с зеленой ковровой дорожкой, двери в черной коже. Остановились у той, что в торце, возле которой уже скучал Пауль с чемоданом при ноге. Ламла, позвенев ключами, нажал на сверкающую медью ручку.

– Прошу!

Лейхтвейс переступил порог, огляделся…

– Ну, как, господин Фелинг? Впечатляет?

Вместо дерева и кожи – бетон и сталь. Стена, три двери в зеленой краске, желтый электрический свет, охранник за простым деревянным столом. В первый миг Лейхтвейсу почудилось, что он уже здесь бывал. Или не здесь – в старом бункере посреди соснового леса. Только там – голый камень, и лампы не прячутся за матовыми колпаками.