Читать книгу "Судьба российских принцесс. От царевны Софьи до великой княжны Анастасии - Елена Первушина"

В декабре отпраздновали Рождество. Пьер Жильяр вспоминал: «Императрица и великие княжны в течение долгого времени готовили по подарку для каждого из нас и для прислуги. Ее Величество раздала несколько шерстяных жилетов, которые сама связала; она старалась таким образом выразить трогательным вниманием свою благодарность тем, кто остался им верен. 24 декабря священник пришел служить Всенощную на дом; все собрались затем в большой зале, и детям доставило большую радость преподнести предназначенные нам «сюрпризы». Мы чувствовали, что представляем из себя одну большую семью, все старались забыть переживаемые горести и заботы, чтобы иметь возможность без задних мыслей, в полном сердечном общении наслаждаться этими минутам спокойствия и духовной близости».

А вот воспоминания дочери царского лейб-медика Татьяны Боткиной: «Как я уже говорила, мы с братом проводили Рождество одни, так как мой отец был с Их Величествами, а нас туда не пустили. Но, благодаря вниманию Ее Величества, и для нас этот день не прошел незамеченный. Утром в Сочельник Ее Величество спросила моего отца, есть ли у нас елка и, узнав, что нет, тотчас же послала кого-то из прислуги в город за елкой для нас и приложила к этому несколько подсвечников, «дождя», «снега» и свечей, собственноручно подрезанных Его Величеством. Затем, вечером того же дня, мы получили тоже по вышитой работе Их Высочествами, рисованную Ее Величеством закладочку и по вещице: моему отцу — вазу, брату — книгу с надписью и мне брелок — золотой самородок с брильянтом… Не могу сказать, как тронуло нас это внимание со стороны тех, кто больше всего сами нуждались в поддержке и имели силу не только переносить все с мужеством и бодростью, но и оказывать столько внимания и ласки всем окружающим, не исключая людей, их предавших, державших, как узников».

И наконец, письмо великой княгини Ольги подруге — Маргарите Сергеевне Хитрово: «Вот уже и праздники! У нас стоит в углу залы елка и издает чудный запах, совсем не такой, как в Царском. Это какой-то особый сорт и называется «бальзамическая елка». Пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течет все время смола. Украшений нет, а только серебряный дождь и восковые свечи, конечно, церковные, т. к. других здесь нет. После обеда в Сочельник раздавали всем подарки, большей частью разные наши вышивки. Когда мы все это разбирали и назначали, кому что дать, нам совершенно это напомнило благотворительные базары в Ялте. Помнишь, сколько было всегда приготовлений? Всенощная была около 10 вечера, и елка горела. Красиво и уютно было. Хор был большой, и хорошо пели».

В Тобольске с семьей тайно связался зять Распутина, Борис Соловьев, и сообщил, что «Братство святого Иоанна Тобольского» (святой покровитель Тобольска) готовит побег царской семьи. Но он оказался обычным жуликом и, собрав от имени императрицы более 4000 рублей, сбежал. Можно представить себе, что царская семья сожалела о предательстве и об утраченной надежде. Но доподлинно известно лишь о том, что они жалели, что так и не побывали в церкви, где хранились мощи Иоанна. «Ужасно было грустно, — писала великая княжна Мария из Екатеринбурга, — что нам ни разу не удалось быть в соборе и приложиться к мощам Св. Иоанна Тобольского».

* * *

В Екатеринбург царская семья попала при следующих обстоятельствах. Еще в конце августа 1917 года в Петрограде был подавлен мятеж генерала Лавра Корнилова, пытавшегося ввести военное положение. 25 октября (7 ноября) Зимний дворец захватила партия большевиков и арестовала Временное правительство. К столице двигалась немецкая армия, перед которой разбегались русские войска, утратившие свою боеспособность. Новое правительство понимало, что есть только один выход — подписать сепаратный мир с Германией, что и сделали 3 марта в Брест-Литовске. Немцы выдвинули много тяжелых условий. По условиям договора, огромные территории в западной части России отдавались Германии, к ней отошли Финляндия, Польша, Украина, Крым. И в частности, они потребовали безопасности «германских принцесс», подразумевая Александру Федоровну и ее сестру. О судьбе сына и дочерей императора не было сказано ни слова.

Жильяр записывает в своем дневнике 19 марта: «После завтрака говорили о Брест-Литовском договоре, который только что подписан. Государь высказался по этому поводу с большой грустью: «Это такой позор для России; это равносильно самоубийству. Я бы никогда не поверил, что имп. Вильгельм и германское правительство могут унизиться до того, чтобы пожать руку этих негодяев, которые предали свою страну…» Когда кн. Долгорукий несколько времени спустя сказал, что часто говорят об одном из условий, согласно которому немцы требуют, чтобы царская семья была передана им целой и невредимой, Государь воскликнул: «Если это не предпринято для того, чтобы меня дискредитировать, то это оскорбление для меня». Государыня добавила вполголоса: ««После того, что они сделали с Государем, я предпочитаю умереть в России, нежели быть спасенными немцами»».

Императрица пишет Анне Вырубовой: «Как ужасно, что Россию спасают немцы. Что может быть унизительнее для нас. Одной рукой немцы дают, другой — отнимают». И в другом письме: «Боже, как родина страдает… Бедная родина, измучили изнутри, а немцы искалечили снаружи… Если они будут делать порядок в нашей стране, что может быть обиднее и унизительнее, чем быть обязанными врагу. Боже, спаси, только не смели бы разговаривать с Папой и Мамой».

У начальника охраны кончаются деньги. Семью Николая по приказу, поступившему из Петрограда, переводят на солдатский паек, позже им объявляют, что их переводят из Тобольска.

* * *

Большевики опасались, что с приходом весны Романовы попытаются скрыться из Тобольска, и решили перевезти семью. Это путешествие совсем не было похоже на организованную эвакуацию. Отряд, прибывший в Тобольск, планировал вывезти императора и императрицу в Москву, но наперерез поезду, в котором они находились, выдвинулся отряд, посланный Омским советом депутатов, опасавшимся, что царскую семью вывезут в Японию. Чтобы успокоить Омск, принимается решение отвезти пленников в Екатеринбург и дальше двинуться в столицу. Но в Екатеринбурге пути оказались заблокированы. Конвою было приказано не прорываться с боем, а оставить пленников в Екатеринбурге. Их поместили в особняке инженера Ипатьева, который отныне назвался Домом особого назначения. Мария, приехавшая в Екатеринбург вместе с родителями, писала сестрам: «Скучаем по тихой и спокойной жизни в Тобольске. Здесь почти ежедневно неприятные сюрпризы. Только что были члены облает. Комитета и спросили каждого из нас, сколько кто имеет с собой денег. Мы должны были расписаться. Так как Вы знаете, что у Папы и Мамы с собой нет ни копейки, то они подписали, ничего, а я 16 р. 75 к. кот. Анастасия мне дала в дорогу. У остальных все деньги взяли в комитет на хранение, оставили каждому понемногу, выдали им расписки. Предупреждают, что мы не гарантированы от новых обысков. — Кто бы мог думать, что после 14 месяцев заключения так с нами обращаются. — Надеемся, что у Вас лучше, как было и при нас».

Дом Ипатьева. 1928 год. Первые два окна слева и два окна с торца — комната царя, царицы и наследника. Третье окно с торца — комната великих княжон. Внизу под ней — окно подвала, где были расстреляны Романовы