Читать книгу "Четыре королевы - Нэнси Голдстоун"

Аргумент такого рода должен был повлиять на королеву. Нападая, она рисковала безопасностью мужа и сына; она не могла рассчитывать, даже если бы ее войско одержало победу, что заложники не будут в отместку убиты раньше, чем она их освободит. Она могла узнать, где их держат и как до них добраться, когда уже станет поздно. Такова была бы цена ее победы.

Итак, впервые в жизни Элеонора заколебалась. Август сменился сентябрем, потом и октябрем, а она по-прежнему ничего не предпринимала. Какого бы знака она ни ждала, он не успел появиться — в конце октября три месяца оплаченной ею службы истекли; средства, добытые с таким трудом, пропали зря. И вряд ли она утешилась тем, что примерно в это время папский легат тоже сдал позиции и дал ход постановлениям об отлучении и интердикте над королевством. Королева Англии, которую один хронист, за отвагу и неутомимость в попытках освободить мужа и сына сравнил с героинями былых времен, трудившаяся «в поте лица своего» ради них, могла лишь беспомощно наблюдать, как могучая армия, собранная ею, собирает вещи и расходится в разные стороны.

Что же произошло за эти месяцы в Англии? Сразу же после битвы под Льюэсом Симон де Монфор постарался упрочить свои успехи. Одержанная им победа была ошеломляюще полной. Он захватил не только короля и его старшего сына, но и Ричарда Корнуэлла, и Генриха Альмейна. Жизни двух юношей стали залогом навязанного старшим мира, обеспечили сотрудничество их отцов с новым баронским правительством, поспешно организованным графом. В очередной раз был созван совет, и большую королевскую печать использовали для придания законности его заявлениям. Оксфордские провизии были восстановлены. Чужестранцам было запрещено занимать политические посты. Представительство в парламенте было распространено на настоятелей местных монастырей, рыцарей, горожан и чиновников из различных областей, а также на вольных горожан из Пяти портов, — все это говорило о прочности поддержки реформ Симона со стороны мелкопоместных дворян и местной администрации.

12 августа король, Эдуард и Генрих Альмейн были привезены в Кентербери, чтобы присягнуть на верность новому правительству. Граф Лестер пригрозил свергнуть Генриха III и заключить в тюрьму Эдуарда, если они не согласятся следовать постановлениям нового правительства и не примирятся с советом до конца царствования Генриха, а также в течение длительного времени, которое следовало определить позже, после вступления на престол Эдуарда. Не имея иного выбора, оба подчинились.

После церемонии в Кентербери наступил неестественный период внешнего спокойствия. Мятежники, как замечает хроника Бери-Сент-Эдмундс, «захватили короля Англии. Однако они не содержали его, как обычного пленника, но обращались с ним вежливо, как со своим господином… Эдуард сам пошел в заложники ради освобождения своих людей. Все они поклялись впредь соблюдать Оксфордские провизии. После этого король шел туда, куда шли бароны, и добровольно делал то, что, по их мнению, следовало сделать».

О добровольности не могло быть и речи; это был домашний арест, причудливая декорация нормальных отношений. Эдуарда, Генриха Альмейна и Ричарда держали в принадлежавшем Ричарду замке Уоллингфорд, который король римлян вынужден был сдать Симону де Мопфору. (Сын Санчи Эдмунд находился там же, с отцом.) Они жили в комфорте, по были лишены свободы передвижения. В частности, Эдуарду приходилось терпеть постоянное присутствие кузена, Анри де Монфора, самого старшего сына Симона, которому отец поручил не отходить от наследника престола ни на шаг: «Вместе с ним быть всегда, следить за ним там и здесь». Самого короля поселили в доме графа и его сестры, графини Лестер, и перевозили из замка в замок, когда те переезжали (что случалось часто), как любимую комнатную собачку.

Но вся гармония была кажущейся. Под тонким слоем лака картина была совсем иной. В стране осталось много людей, верных короне, а особенно Эдуарду. В ноябре была задумана дерзкая попытка побега. Группа вооруженных сторонников принца напала на Уоллингфорд с целью освободить Эдуарда. Они действовали по наущению Элеоноры, которая направила в Бристоль тайное письмо с информацией, что гарнизон Уоллингфорда невелик, и его можно одолеть. Заговорщики пересекли пол-Англии и прорвались сквозь наружную стену Уоллингфорда; им пришлось отступить в самую последнюю минуту, когда тюремщики вывели принца и пригрозили сбросить пленника с крыши, если спасатели не уберутся прочь. Этот инцидент показывает, что страх Элеоноры перед последствиями широкого вторжения был в конечном счете оправдан. Охрана Эдуарда, по-видимому, не постеснялась бы убить его в случае провокации. Результат этой попытки наверняка стал известен королеве и, возможно, именно из-за этого она окончательно отказалась от планов вторжения. После неудачной попытки спасения Симои велел перевезти Эдуарда и других заложников в дальний замок Кенилворт на севере Англии, а оттуда в Герфорд, куда людям Элеоноры было бы еще труднее проникнуть.

Но руководить королевством куда труднее, чем кажется со стороны — особенно если большинство твоих сторонников — баронов молоды, горячи и неопытны, а ты сам, при всех благороднейших идеях представительного правления, склонен к скупости. Очень скоро возникли разногласия между Симоном де Монфором и Джилбертом де Клером, отпрыском Глостера, двадцати двух лет от роду. Именно Джилберт взял в плен короля римлян и Генриха Альмейна на поле боя под Льюэсом — а это, согласно обычаю, означало, что он имел право на их земли. Однако Симон оставил эти земли за собой.

«Граф Лестер не удовольствовался тем, что держал короля Англии как пленника, он захватил королевские замки и стал распоряжаться всем государством как хотел, — писал хронист. — И главная причиненная им обида была в том, что он объявил своей собственностью все доходы королевства, и выкуп за пленных, и другие выгоды, которые, согласно уговору, должно было поделить поровну… Негодование Джилберта возросло от того, что указанный Симон, когда тот попросил его отдать короля Германского и некоторых других пленников, захваченных в битве Джилбертом и его людьми, ответил кратко и пренебрежительно. По сей причине былая дружба обратилась в ненависть… И Джилберт сблизился с партией благороднейших рыцарей Марки [т. е. Уэльса], которых граф Симон своим обнародованным эдиктом принуждал покинуть страну, и вступил с ними в союз».

Известие об этом расколе, очевидно, достигло Франции; возможно, его привез Генрих Альмейн, которого Симон, стремясь продемонстрировать законность и добрую волю своего режима, использовал как курьера ко двору Людовика и Маргариты. Друзья Элеоноры поспешили воспользоваться этой ссорой. Был разработан новый, более реалистичный план, успех которого зависел от секретности, быстроты и интриг, а не от применения силы.

В феврале 1265 года Элеонора переехала в Гасконь, где обладала определенной властью как мать Эдуарда, чтобы подготовить корабли и людей. Тогда же, в феврале, было замечено, что Гильом де Баланс, сводный брат Анри де Лузиньяна, проехал через Пуату с отрядом около 120 бойцов, с лошадьми и припасами, часть из которых прибыла из гасконского порта Бордо. Охранную грамоту на безопасный проезд по Франции выдал им сам Людовик. Рыцари переправились через море и в мае 1265 года спокойно высадились на побережье Уэльса, где немедленно присоединились к Джилберту де Клеру и валлийским баронам, которые остались верны Эдуарду.