Читать книгу "В индейских прериях и тылах мятежников. (Воспоминания техасского рейнджера и разведчика) - Джеймс Пайк"

В камере № 8 сидел юнионист по имени Уэбб, в № 10 — старый рыбак, а в № 11 — ирландец — все они попали в эту тюрьму за то, что помогали нашим офицерам сбежать отсюда. Именно благодаря миссис Уэбб о нас узнали Сестры Милосердия.

В течение первых шестидесяти дней нашего тюремного заключения воды для стирки нашей одежды нам не давали, всю зиму мы спали на голом полу без одеял, но потом Уэбба отпустили и он отдал нам свое одеяло, а миссис Трейнор тайно ухитрилась прислать нам еще одно. Тюрьма буквально кишела паразитами, посему кроме других неудобств существовало еще одно — ее обитатели сильно шумели, так что спать было практически невозможным. В воздухе — туман или что-то вроде облаков — вода струилась по стенам, отчего полы постоянно были влажными.

Камера, в которой мы просидели так долго, была 11-ти футов длиной, часть ее — 6 футов и 4 дюйма уходила в башню, ширина которой тоже составляла 6 футов и 4 дюйма, и очень часто, целыми неделями нам вообще не позволяли покидать пределов этой крохотной клетки.

Но зачем тратить еще больше времени и слов для описания всех ужасов этого ада? Тот, кто никогда не сидел в тюрьме Юга, тот никогда не сможет понять, как тяжко и невыносимо нам в ней было, а тем десяткам тысяч, которые побывали в ней, но которым настолько повезло, что им удалось остаться в живых, рассказывать о них просто бессмысленно.

Глава XXXV

Прощай, Чарльстон. — Побег. — Возвращение

«Дорога без поворотов длинна»[27], — говорит старая пословица, и наш плен, как бывает со всем земным, подошел к концу. После того, как генерал Шерман взял Бранчвилль, мятежникам пришлось покинуть город, Меня и Грея отправили в Колумбию — столицу Южной Каролины. С приходом Шермана наша жизнь — словно по мановению волшебной палочки — чудесным образом изменилась — к нам стали относиться намного лучше. Теперь за нас отвечал капитан Семмс — убежденный мятежник, но настоящий джентльмен — я отлично ладил с ним, но все же одно недоразумение между нами было.

Нас поместили в комнату, в которой уже находилось около 25-ти человек, из них — 21 наш дезертир, а остальные — просто военнопленные. Мы, конечно, никак не могли найти с ними общего языка, но они все же попытались обратить меня в свою «веру», или, скорее, в «неверие». Я, конечно, проклял их, и в результате менее чем через 3 минуты лежал на полу. Я не имел достаточно сил, чтобы драться с ними — они, совсем недавно прибывшие с Севера, были сыты и абсолютно здоровы, а вот я после длительного заключения на скудной еде, очень ослаб, но тем не менее я никогда, когда была такая возможность, не терялся, и всегда получал почетное второе место. Но из опасения, что если я когда-нибудь снова вернусь на Север и донесу на них, они решили воспользоваться моментом, и сообщить мятежникам, что я шпион, и тогда капитан Семмс или его помощник, отдал приказ о том, чтобы в качестве наказания мне срезали волосы. Меня держали четверо, а здоровенный парень по имени Джим Браун — дезертир из 31-го Иллинойского, лично срезал мои волосы. Этот негодяй — человек около шести футов роста, смуглый, темноволосый и темноглазый — очень общительный и разговорчивый человек — и я так думаю, мошенник. Он вырос в долине Секватчи в Теннесси, но уже несколько лет живет в графстве Франклин, штат Иллинойс, а затем, вместе со всей своей гнусной шайкой он принял присягу на верность Южной Конфедерации. За все его мерзости мятежники вознаградили его — отправили на Север. Все они за свои преступления, я считаю, должны навсегда быть исключенными из общества.

Когда армия генерала Шермана обложила Колумбию, мятежники вывели нас из тюрьмы и поставили нас под огонь наших же пушек, но вот зачем, мы не знали. Всего нас было тогда около 60-ти человек, в том числе полковник 1-го Джорджианского федерального, а также капитан Харрис из 3-го Теннессийского кавалерийского — просидевшего в строгом заключении два с половиной года — в кандалах, и ни разу за все это время он этой камеры не покидал.

Пока мы вот так стояли, один из прилетевших к нам пятифунтовых снарядов ударил меня в левое плечо, но поскольку он лишь слегка скользнул по нему, моя рука нисколько не пострадала, н некоторое время онемела, но тем и закончилось.

Вечером(я думаю, это случилось 17-го или 18-го февраля), мятежники повели нас в Виннсборо, чтобы там посадить нас на поезд и отвезти в Солсбери, Северная Каролина. Это был первый раз, когда они конвоировали нас пешком. Примерно в трех милях от Колумбии, слева от дороги находился высокий и очень крутой мыс. Грей спрыгнул с него на берег и скрылся в кустах. Мятежники выпустили ему вдогонку пуль двадцать, но позднее, когда мы снова встретились, он рассказал мне, что хотя некоторые из них пролетели очень близко от него, ни одна его не зацепила, а потом он переплыл Конгари и уже на следующее утро был у наших.

Я был с мятежниками до следующей ночи, а затем сбежал — а вот и рассказ о том, как это случилось. Целый день мы шли без всяких привалов и очень устали. Для выпечки хлеба для всей команды мы располагали лишь одной сковородкой, я встал около двух часов ночи и взялся за дело. Спустя некоторое время мне потребовались дрова, я, с топором на плече, подошел к часовому. Он разрешил мне подойти к лежавшему на земле дереву и обеспечить свои нужды ветвями с ее верхушки. Они думали, что я даже не попытаюсь сбежать, потому и дали мне эту небольшую поблажку. Я взялся за топор, а они продолжили наблюдение за другими заключенными. Сразу осознав, что мой единственный шанс, я ушел сразу же и бежал так, как никогда в своей жизни еще не бегал. Пройдя около трехсот ярдов, я остановился и огляделся, но меня еще не хватились и я почувствовал себя в полной безопасности. Лучшими тропами, какие я смог найти, я прошел через болото и лес, а затем направился к Колумбии. Тем не менее, вскоре я увидел костер и тотчас решил провести разведку. Тихо подкравшись к их линии часовых, я понял, что наткнулся на вражескую кавалерию, и тогда я снова — словно скаковая лошадь — продолжил свой путь по лесу, все время стараясь видеть свет лагерных костров, поскольку знал, что, если я пойду к ним, я попаду в тыл к мятежникам и шансов выйти к расположениям нашей армии у меня уже не будет никаких.

Незадолго до рассвета мне пришлось спрятаться в густо заросшем тростником небольшом болоте. Я думал, что только случайность сможет спасти меня от разоблачения в таком месте, но выбора у меня не было, и по пояс в воде, но я пошел дальше. Я шел очень долго, а потом нашел другое место — не менее безопасное, но более уютное. Отыскав кусочек сухой земли, и нарвав тростника, я решил немного отдохнуть.

Из своего укрытия, несмотря на расстояние в три четверти мили, я прекрасно видел расположившуюся на холме бригаду мятежной кавалерии, и я понимал, что рядом находится какая-то дорога. Весь день, боясь дышать и двигаться, я лежал и дрожал в своем убежище, один раз мимо меня прошел очень большой отряд — солдаты перегоняли скот — восьмеро из них прошагали в нескольких футах, но все обошлось — они меня не заметили.