Читать книгу "Чистилище - Геннадий Марченко"

На второй день в порт прибыли уже несколько иностранных судов: два под британским флагом, одно под немецким (чёрно-бело-красный и свастика отдельно в белом круге на красном фоне) и ещё одно под звёздно-полосатым. Причём америкосы встали на рейде в полукилометре от берега. Знакомый докер, который уже начал на меня подозрительно коситься, поведал, что завтра утром с сухогруза «Liberty» начнётся выгрузка деревообрабатывающих станков, а затем на судно загрузят всё ту же древесину в виде пиломатериала.

Эту информацию я принял к сведению, и ближе к вечеру у меня зародилась мыслишка. Остаток дня я посвятил поискам бесхозной вёсельной лодки или хотя бы такой, которую можно без проблем угнать. Такое транспортное средство обнаружилось неподалёку от сарая, где я ночевал. Лодка была вытащена на берег, перевёрнута и посажена на цепь, вёсла, естественно, рачительные хозяева уволокли с собой. Хотя у меня было такое чувство, что лодка тут кукует с прошлого года, слишком уж неухоженной она выглядела. Ещё не факт, что не даст течь, потому что, как подсказала мне услужливая память, по весне лодки рыбаки должны то ли смолить, то ли конопатить, в общем, что-то такое делать, а тут конь, что называется, не валялся.

Ладно, кто не рискует, тот не пьёт боярышник, как говаривал мой сосед Васильич. Несколько ударов булыжником – и замок сбит, после чего я перевернул лодку и оттащил её к воде. Так, теперь метнуться в сарай, забрать револьвер, с которым мне не хотелось расставаться, и подобрать обломок доски, который можно использовать вместо весла. Правда, найти его оказалось нелегко, всё-таки рыбацкая лодка – не каноэ, и доска – не весло. Но мне ещё повезло с погодой, поскольку в устье реки стоял штиль, а течение оказалось умеренным. Оно не торопясь несло меня как раз в сторону рейда, где угадывался силуэт американского сухогруза с огнями на корме и на носу. Чем попусту расходовать силы на греблю, я просто предпочёл слегка подправлять курс самодельным веслом.

Серьёзной течи не обнаружилось, что меня весьма обрадовало, а то, что минут через пятнадцать плавания на дне лодки воды оказалось по щиколотку, в расчёт можно было не принимать. Потому что ещё спустя пятнадцать минут я подгрёб к борту сухогруза «Liberty». Лодка чуть слышно ударилась боком о металлическую обшивку судна, и мои руки нашарили толстую, туго натянутую якорную цепь.

Я бросил взгляд вверх. Якорный клюз овального вида располагался метрах в пяти над ватерлинией и метрах в трёх от края борта. В клюз я хрен протиснусь, даже если бы там не было цепи. А вот словно специально провисающий с ограждения борта плетёный канат, до которого от якорного клюза можно дотянуться рукой, меня выручит.

Лазанье по канату у меня неплохо получалось ещё в школе, но карабкаться по якорной цепи до сих пор не приходилось. Повиснув на ней, я с лёгкой грустью посмотрел на отплывающую в неизвестном направлении лодку и, поняв, что пути назад уже нет, начал подъём. Не так уж и сложно, думал я, через полминуты оказавшись у якорного люка. Как бы ещё извернуться, чтобы вставить в него ногу для упора, иначе до троса я просто не допрыгну. Никогда не считал себя гимнастом, но в этот раз, видно, нужда заставила проявить неожиданные для самого себя способности. Ногу я кое-как поставил, причём не на нижний край клюза, а на цепь, свешивавшуюся из него. Хоть какой-то упор. А вот уцепиться за что? Единственный вариант – оттолкнуться и в прыжке успеть ухватиться рукой за тот самый трос. О том, что меня ждёт в случае неудачи, даже не хотелось думать – ледяная вода не оставляла шансов на спасение.

Мысленно перекрестившись, я собрался с духом и оттолкнулся правой ногой от цепи, молясь, чтобы не поскользнуться. Видно, Господь меня услышал. Толчок удался на славу, я буквально взлетел метра на полтора и двумя руками ухватился за спасительный трос. Тут снова повезло, верёвка выдержала, и я резво подтянулся, заглядывая через край борта. В свете носового фонаря вроде никого не видно. Уцепившись рукой за леер, втянул себя на палубу и быстро, пригибаясь, рванул в темноту.

Так, теперь можно перевести дух и поразмыслить над дальнейшими действиями. Экипаж вряд ли на шлюпках отправился на берег развлекаться в прибрежных кабаках, которых тут нет и в помине. Значит, дрыхнут по кубрикам, за исключением вахтенного матроса или тех, у кого бессонница. Постараемся найти трюм, создавая как можно меньше шума, и там затихариться.

Знать бы ещё, где находится ведущая в него дверь. Изображая крадущегося в тени ниндзя, я обшарил всю палубу и наконец нашёл что-то похожее на вход в трюм. Навесных замков не видно, равно как и замочных скважин, что, впрочем, на плавучем транспорте смотрелось бы по меньшей мере странно. Зато имелись два рычага, которые повернулись с небольшим скрежетом, и я на пару минут испуганно замер. Нет, вроде никого. Ещё бы понять, дверь распашного типа или клинкетного – некоторые термины застряли в моей памяти после прочитанного в детстве рассказа на морскую тематику. Он означал дверь на судне, открывающуюся путём сдвигания вверх или вбок. Но эта дверь оказалась без сюрпризов, просто распахнулась с противным скрежетом, от которого я снова замер испуганной мышью. Выждав с минуту, шагнул внутрь, медленно прикрыв дверь достаточно плотно благодаря комингсу с резиновой прокладкой, и оказался в кромешной тьме. Тут-то и пригодились припасённые спички.

В слабом свете я увидел уходящий вниз десяток ступеней. Спустился, осмотрелся. О, похоже, мне повезло! Передо мной – большой ящик, за ним ещё один, а дальше всё скрывалось в темноте. Судя по всему, это и был трюм, заставленный ящиками, в которых, вероятно, и находились в разобранном состоянии те самые станки. Здесь я могу провести какое-то время, пока судно не отплывёт достаточно далеко от Архангельска. За борт меня пиндосы, надеюсь, не спустят из человеколюбия, а я уж как-нибудь своё плавание отработаю. На крайний случай могу и палубу отдраить.

Вот только где бы мне затаиться, чтобы случайно или преднамеренно забредший сюда матрос меня не обнаружил… А тем более завтра судно снимется с якоря, чтобы подойти к причалу, а затем начнётся разгрузка-погрузка, тут вообще как остаться незамеченным?

Справа и слева от лестницы я обнаружил два рубильника. Наверняка один из них как минимум предназначен для того, чтобы включать освещение в трюме, а возможно, что и оба. Но рисковать не хотелось, поэтому я не стал их трогать, а решил пока обойтись спичками. Пяток истратил на то, чтобы обойти трюм по периметру, распугивая вездесущих крыс, пока в мерцающем свете очередной спички не увидел небольшой закуток, как раз для одного человека. Даже если в трюме будет гореть свет – а он непременно будет гореть во время разгрузки-погрузки, – в этой нише меня не будет видно. Впрочем, до утра ещё долго, ночь только вступала в свои права, а посему я мог рассчитывать на безмятежный сон, более-менее устроившись на одном из ящиков.

Разве что крысы могут помешать моему спокойствию. Будем надеяться, я им покажусь слишком большой добычей, чтобы они рискнули на меня напасть. Подложив под голову котомку, я поворочался на ящике, устраиваясь поудобнее, и через пару минут уснул как убитый.

Проснулся от грохота. Вскочил, протирая глаза и испуганно озираясь. Похоже, поднимают якорную цепь. А это значило, что мы готовимся причаливать. Зажёг спичку и пробрался к заранее присмотренному закутку. Где-то за переборками заработали двигатели, лёгкий толчок – значит, судно тронулось к берегу. Минуты сливались в вечность, прежде чем двигатели замолкли, означая прибытие к причалу. Ещё спустя какое-то время раздался знакомый скрежет отворяемой металлической двери, щёлкнул рубильник и загорелись лампочки под потолком, а затем я услышал шаги и голоса. Говорили на английском, но моих познаний в нём вполне хватало, чтобы понять – обладатель хриплого, будто простуженного голоса возмущается тем, что какой-то придурок не закрыл дверь. Разговаривающих я не видел, но дальше загрохотали шаги, и в поле моего зрения появились докеры. Корячиться, таская ящики на себе, они не стали. Оказалось, крыша трюма открывается, как ставни, только горизонтальные. В трюм хлынул серый утренний свет, и докеры принялись цеплять к скобам на ящиках крючья, которыми заканчивались металлические тросы, в свою очередь связкой прицепленные к крановому крюку.