Читать книгу "Измененные черты характера. Как медитация меняет ваш разум, мозг и тело - Ричард Дэвидсон"

Другим целевым объектом нейронной обратной связи могут быть гамма-волны, ЭЭГ-модель, которая характерна для мозга продвинутых йогинов. Однако в то время как воссоздание обратной связи по гамма-волнам широкой открытости йогинов может иметь результат, мы не рассматриваем нейронную обратную связь в качестве обходного пути к созданию измененных черт, как у йогинов. Гамма-осцилляции или любой конкретный показатель психического состояния йогинов предлагают в лучшем случае произвольный и тонкий слой богатой насыщенности жизни, которой наслаждаются йогины. В то время как обратная связь гамма-волн или любое другое погружение в подобные элементы может отличаться от нашего обычного состояния ума, они ни в коем случае не соизмеримы с результатами многолетней медитативной практики. Но есть и другие возможные выгоды. Рассмотрим медитирующую мышь.

Медитирующую мышь?! Эту нелепую возможность — или очень слабую параллель — изучили нейроученые из Орегонского университета. Хорошо, на самом деле мышь не медитировала. Исследователи использовали специальный стробоскоп, чтобы вызвать особые частоты в мозге мыши. Этот метод называется световой стимуляцией, при котором ритм ЭЭГ-волн устанавливается на уровне ритма мигающих огоньков стетоскопа. Похоже, мышь сочла этот эффект расслабляющим, судя по признакам сниженной тревоги[323]. Когда другие исследователи настроили мозг грызуна на частоту гамма-волн посредством световой стимуляции, они обнаружили, что уменьшилось количество амилоидных бляшек, связанных с болезнью Альцгеймера, по крайней мере у пожилой мыши[324].

Может ли обратная связь гамма-волн (распространенная у йогинов) замедлить или не допустить развитие болезни Альцгеймера? Анналы фармацевтических исследований изобилуют упоминаниями потенциальных методов лечения, которые, по-видимому, успешно действуют на мышей, но терпят неудачу при испытаниях с участием людей[325]. Нейронная обратная связь гамма-волн для предотвращения болезни Альцгеймера у людей может быть (а может и не быть) несбыточной мечтой.

Но базовая модель, гласящая, что приложения для нейронной обратной связи однажды сделают возвышенные состояния ума доступными широкой прослойке общества, кажется более многообещающей. Вновь мы хотим сделать оговорку: скорее всего, приложения создадут временные эффекты состояний, неустойчивые черты. Что уж говорить о существенном различии между годами интенсивной медитации и недолгим использованием нового приложения.

Однако мы считаем, что следующее поколение полезных приложений возникнет из методов и озарений, последовавших из медитативной науки. Пока что мы не знаем, какие формы они примут в итоге.

Наше путешествие

Убедительное доказательство в пользу измененных черт зарождалось медленно, в течение десятилетий. Мы учились в магистратуре, когда вышли на след новых методик, и теперь, когда мы подводим итог, имея теперь уже веские доказательства, мы достигли того этапа в жизни, когда люди думают о выходе на пенсию.

Основную часть этого времени мы были вынуждены развивать свое научное чутье с практически отсутствующими доказательными базами. Но нас успокаивало изречение, гласящее, что «отсутствие доказательства не является доказательством отсутствия». Корни нашей убежденности заключались в личном опыте медитационных ретритов, знакомстве с некоторыми редкими людьми, которые воплощали измененные черты, и прочтении текстов о медитации, указывающих на эту позитивную трансформацию бытия.

Однако с научной точки зрения это приравнивалось к отсутствию доказательства: непредвзятых эмпирических данных не было. Когда мы начали это научное путешествие, методов, позволяющих изучать измененные черты, было очень мало. В 70-е мы оказались загнаными в угол — могли заниматься лишь теми исследованиями, которые косвенно подтверждали нашу идею. Прежде всего, у нас не было подходящих объектов для исследований: вместо йогинов из отдаленных горных обителей нам пришлось довольствоваться студентами-второкурсниками Гарварда.

Главное — нейронаука находилась в своей неопределенной начальной фазе. Имеющиеся на тот момент методы изучения мозга по современным стандартам были примитивными: тогда «последним словом техники» считались неясные или косвенные показатели мозговой активности.

За десять лет до нашей учебы в Гарварде философ Томас Кун опубликовал «Структуру научных революций»[326], утверждая, что наука резко меняется время от времени, поскольку новые идеи и абсолютно инновационные парадигмы преобразовывают мышление. Эта идея зацепила нас, когда мы искали парадигмы, которые закладывали в психологию ранее немыслимые человеческие возможности. Идеи Куна, горячо обсуждаемые научным сообществом, побудили нас к действию, несмотря на сопротивление со стороны научных руководителей.

Науке нужны авантюристы. Именно таким был Ричи на своей дзафу в тот час неподвижности на ретрите с Гоенкой; Дэн, проводя время с йогинами и ламами и месяцами изучая руководство по медитации, датируемое V веком, — «Висуддхимаггу».

Наша убежденность в существовании измененных черт заставила нас обращать внимание на исследования, которые могли бы подтвердить наши догадки. Мы отфильтровали открытия с позиции своего опыта, сделав выводы, которые мало кто заметил.

Науки существуют в поле культурно-специфичных предположений, которые ограничивают наши взгляды на то, что возможно, особенно в поведенческих науках.

Психология того времени не знала, что восточные системы предлагают средства трансформации сущности человека. Когда мы взглянули на вещи под альтернативным азиатским углом, мы увидели новые возможности.

Теперь все больше эмпирических исследований подтверждают наши ранние догадки: регулярная тренировка ума меняет мозг как в структурном, так и функциональном плане. Это является доказательством концепции нейронной основы измененных черт, которая тысячелетиями описывалась в текстах практикующих. Более того, мы все можем меняться в этом спектре, который следует жесткому алгоритму «доза — результат», извлекая выгоды в соответствии с приложенными усилиями.

Медитативная нейронаука, перспективное направление, которое обогащает науку за рамками измененных черт, достигла этапа зрелости.