Читать книгу "Танкисты. Новые интервью - Артем Драбкин"

– Немецкие продукты пробовали?

– Все пробовал, очень понравилось. Даже мед понравился. Он у них был в упаковочках по 100–200 граммов, как сейчас сметана. Чувствуется, искусственный, но все равно вкусно. Но особенно нравились рыбные консервы. Правда, как прочитаешь на этикетках «произведено в Дании, Голландии», так сразу ругаемся на них нехорошими словами: «Вот сволочи, кормят немцев…»

– Почти у всех ветеранов есть какая-нибудь фронтовая история, связанная с едой.

– Иногда мне хочется картошки «в мундире», и когда беру ее в руки, то аромат и вкус напоминают мне детство и один эпизод с войны.

Когда мы только прибыли в 40-ю бригаду, то марш на передовую выдался продолжительным и напряженным. Особенно для механиков-водителей. И вот на рассвете мы остановились в украинском селе. Объявили большой привал. Дозаправились, ожидаем батальонную кухню. И тут наш богатырь механик-водитель Савин вдруг неожиданно вспомнил про картошку: «Я бы целый чугун, наверное, съел…» Другие члены экипажа его поддержали.

Втроем заходим в ближайшую хату, а там за пустым столом ребятишки мал мала меньше. У печи хозяйка. С разрешения присели на лавку. Но что это? Не сон ли? Хозяйка вынимает из печи чугунок с картошкой «в мундире». Мы аж переглянулись… Хозяйка стала настойчиво угощать. Берем по две картофелины, она приятно обжигает ладонь, и ее тепло проникает внутрь. На столе появляется вместительный чайник с кипятком. Я шепнул радисту-пулеметчику, и он принес из танка две суточные упаковки НЗ. Положил их на стол. Хозяйка отказывается, а детишки выразительными глазенками смотрят на эти необычные предметы. Но тут поступает команда: «Вперед!» Выхожу последним из хаты, а вся семья, выстроившись у порога, провожает нас. На глазах хозяйки слезы, она вытирает их концом длинной юбки. Казалось бы, что тут такого, но вот всю жизнь вспоминаю этот эпизод…

Или могу вам, например, рассказать, как мы в Кракове впервые попробовали знаменитой краковской колбасы. Для нас это целое событие. У нас же все деревенские, так что о существовании колбасы мы только слышали, но далеко не все ее пробовали. А тем более настоящей краковской. Я, например, перед войной всего два раза пробовал самой дешевой чайной колбасы. Один раз где-то с отцом на ярмарке и один раз друг угостил.

И вот, значит, брали мы Краков. Причем здорово там повоевали, много всяких событий приключилось. Но несколько суток не спали, и когда выдалось затишье, все, конечно, сразу повалились спать. И вдруг меня будит наводчик Гаврилюк. Бывалый мужичок, лет под сорок. До войны где-то в Сибири был председателем колхоза. Хозяйственный такой, с ним я забот не знал с пропитанием. Резерв он нам всегда обеспечивал. Но где чего доставал, понятия не имею. И тут он меня будит и говорит: «Командир, тут колбасу где-то делают. По запаху чую!» – «Действуй!»

А надо сказать, что в Кракове было мало разрушений. Мы тут и сами не очень уж старались палить направо и налево. Вот потом в Германии хотелось навредить по полной. Что было, то было… А в Польше нет. Тем более такой красивый город, солидные костелы кругом.

В общем, смотрю, он в соседний дом зашел. Ничего. Во второй зашел, выходит, руки вытянул вперед, а на них висят круги колбасы. Подходит: «Командир, колбасы поедим!» Всех поднимаю, и, конечно, сразу на нее навалились. Кто чистил, кто нет, но пошла хорошо. По кругу как мотанули, сразу все животы стали гладить… Очень понравилась.

Потом он рассказывает: «В подъезд захожу, стучу, двери открывают, а запаха нет. Но на втором этаже, как открыли, сразу такой запах… Захожу, а там пожилой поляк с женой. Поздоровались, и он без всяких подает команду жене. Та принесла колбасы, но я все-таки пошел посмотреть. Оказывается, в одной комнатке у них полуфабрикаты, в другой уже готовые висят».

– Как одевались?

– Шлем, телогрейка, ватные брюки, сапоги, а зимой валенки. Командирский ремень на брюках, на нем справа мой «ТТ». На груди за пазухой трофейный пистолет. В телогрейке два кармана, в каждом по «лимонке». И всегда имел при себе два индивидуальных пакета. Один с документами в левом кармане, второй в заднем кармане штанов. На руке всегда часы и компас – вот моя обычная экипировка. Даже если выскочу из танка, то просто так меня не возьмешь. Потому что главное, чего я боялся, – попасть в плен. Об остальном даже не думал, а вот насчет плена мыслишка иногда проскакивала. А уж на крайний случай держал одну гранату…

– А у вас, кстати, кто-то из батальона, бригады попадал в плен?

– Так чтобы точно знать, что кто-то из наших попал в плен, такого не припомню. Но несколько человек пропало без вести. Еще до моего появления в 14-й бригаде, в декабре 43-го, во время тяжелого встречного боя пропал командир 3-го батальона Герой Советского Союза капитан Бармин. Про него так и думали, что погиб, но точно ничего не знали. (Бармин Илья Елизарович (1916–1943) – советский танковый ас. В двух боях под Москвой, 16 и 25 ноября 1941 года, его экипаж уничтожил 19 танков противника и 7 противотанковых орудий, за что младший политрук Бармин был удостоен звания Героя Советского Союза.

10 декабря 1943 года в ходе боев южнее городка Малин Житомирской области гвардии капитан Бармин пропал без вести, и долгое время судьба его оставалась неизвестной. И уже только в 2001 году его останки были обнаружены на месте последнего боя, и с воинскими почестями Герой был похоронен на военном кладбище Воронежа. – ru.wikipedia.org)

А уже при мне в Карпатах в октябре 44-го сгинул сержант Новицкий. Послали его ночью за водичкой, он пошел и не вернулся… Что произошло, так и осталось неизвестно. Могли его и разведчики хапнуть, мог он и сам податься к ним или же что-то еще случилось, трудно сказать. Но это произошло, считай, на моих глазах. А будучи на отдыхе в Германии, мы недосчитались в своих рядах лейтенанта Захарова. Тоже совсем непонятно, что случилось.

Вот с чем я до сих пор смириться не могу, так это с таким количеством без вести пропавших. Вы сейчас любую «Книгу памяти» откройте, так там половина числится пропавшими без вести. Ну куда это годится?! И как это воспринимается людьми? Одно дело погиб, а так вроде под каким-то вопросом. Чуть ли не подозреваемый… А вдруг он после плена против нас воевал? У меня тут в Воронеже есть друг, Морковец Виктор Иванович, так мы с ним до самых верхов хотим дойти. Достучаться до властей, чтобы наконец уже было принято принципиальное решение, чтобы всех пропавших без вести официально признать погибшими в боях за Отечество. Хотя на самом деле вопрос, конечно, очень сложный. Но сколько же пропало людей, это просто немыслимо…

Помню, как-то в 70-х годах поехали на рыбалку на самый север Горьковской области. И хозяйка, у которой мы остановились, рассказывает: «После войны получили письмо, что сын из Германии выезжает домой. И все, пропал. Ни слуху ни духу…» И вот бабка плакала, а мы и не знаем, что сказать… С другом взяли его данные, послали запросы и в конце концов получили ответ: «Пропал без вести в сентябре или октябре 45-го…» Передали той женщине, но не думаю, что ей стало легче…

Но что страшнее всего, данные о многих людях утеряны из-за нашей же неорганизованности и безответственности. Я ведь вам уже рассказывал, что весь наш выпуск, около пятисот свежеиспеченных офицеров, выпустили из училища и направили на фронт без удостоверений личности. Якобы не было бланков. А сколько отправили без документов солдат? Неизвестно…