Читать книгу "Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941–1945 - Сергей Михеенков"

На огневой рубеж я выводил по одному. Впереди была отрыта траншея. Гранату нужно было забросить в траншею. Иногда она перелетала, иногда взрывалась с недолетом. После каждого броска шли смотреть результаты взрыва. Израсходовали больше ящика гранат. Я предполагаю, что и после этих практических занятий некоторые из солдат так и не бросали гранаты в бою. Но таких после двухдневных курсов осталось значительно меньше.

Гранату Ф-1 не метали. Ее нужно метать из укрытия. Разлет осколков – до 200 метров. Опасно. Отличие Ф-1 от РГ-42 состоит в следующем. Корпус Ф-1 цельный чугунный, с ребристой насечкой по поверхности. Во время взрыва по этой насечке она и разделяется. Если вес РГ-42 составляет 420 граммов, то вес Ф-1 на 200 граммов больше. РГ-42 внутри корпуса имеет металлическую ленту, насеченную на квадраты. Лента плотно прилегает к оболочке корпуса. Затем идет заряд тротила. В заряд со стороны днища вставляется трубка для запала.

По прошествии двух дней комбат собрал командиров рот и стрелковых взводов. Мы докладывали. Он слушал и иногда задавал уточняющие вопросы. После совещания дал задание каждой роте провести пристрелку оружия. Отстреливали, как мы выражались, упражнение на 100 метров по грудной мишени.

На следующий день приказ майора Бойцова исполнили все роты.

Вторую половину февраля 1945 года наш первый стрелковый батальон усиленно занимался боевой учебой. В начале марта наш 8-й гвардейский стрелковый полк сменил свое место расположения, совершил марш в сторону города Секешфехервар.

Батальон расположился в районе большой каменной мельницы. Мы занимали трехэтажное здание. Наша первая рота целиком расположилась в чердачном помещении этого просторного здания. Другие роты разместились по этажам. К тому времени наш батальон оброс порядочным обозом. Подводы, на которых перевозились минометы, пулеметы и хозяйственные грузы, прибывали и прибывали. Хозвзвод со своими кухнями, вошебойками, другим необходимым снаряжением и инвентарем вместе с лошадьми разместился в хозяйственных постройках мельницы и во дворе.

Перед маршем на Секешфехервар стрелковые роты получили пополнение людьми из Черновицкой области и районов Западной Украины. Обучать их уже не было времени. А не обученный основным приемам владения оружием солдат – это для подразделения настоящая обуза. Это пополнение было оторвано от женских юбок нашими полевыми военкоматами. Они при немцах поддерживали бандеровцев и украинских националистов разных мастей. Многие из западников (так мы их называли) боялись идти в боевое охранение и не стеснялись своей боязни перед товарищами. Такого у нас никогда не водилось.

Спрашиваю такого:

– Почему отказываетесь идти в патруль?

– Боюсь, – отвечает.

– Чего боитесь? Вы же не один идете, с товарищами.

– А вдруг в плен попаду к немцам? А у меня дома семья. Жена, дети… Что они будут делать без отца?

– У ваших товарищей тоже дома жены и дети. Вон у Петра Марковича четверо! Кто за вас воевать будет!

Насупится, молчит, глаза отводит. Дело-то в другом. Не хотели они служить в Красной армии и воевать за наше общее народное дело. Понимали себе – они народ другой… Лучше бы их не присылали. Сколько было муки с ними! Среди стойких солдат вдруг появились нытики, паникеры. Переломить их психологию было не так-то просто. И возраст у них был немолодой. Они постоянно общались между собой, в своем замкнутом кругу. Подойдешь, замолкают. Ну что это за солдаты? Только и думали о том, как бы поскорее на свою бандеровщину вернуться.

Прошли сутки, как мы обосновались на мельнице. Нужно было провести разведку местности, чтобы роты вывести в поле и занять там оборону. Находиться так, в одном месте, стало опасно.

Перед тем как выступить вперед, комбат собрал всех командиров стрелковых рот, а также командиров минометной и пульроты. Неожиданно на совещании через посыльного вызвали и меня. Смотрю, старшего лейтенанта Кокарева нет. Майор Бойцов мне тут же отдал приказ на временное исполнение обязанностей командира первой стрелковой роты. Оказывается, ротный опять заболел.

От мельницы ехали по шоссейной дороге. Потом с асфальта повернули на грунтовую дорогу. Остановились в лесополосе. Опять нас, офицеров, вызвали к майору Бойцову.

Я бежал вдоль взводных колонн и смотрел в поле. Здесь совсем недавно шли бои. Кукурузное поле делилось полевой дорогой на две примерно равные части. На краю поля, у самого проселка, стоял сгоревший немецкий танк «Пантера». Майор Бойцов указал участок обороны первой роты, и я тут же побежал исполнять приказ. От танка взводные колонны повернули из лесополосы на открытый участок. Там, впереди, стоял наш подбитый Т-34.

Следом за нашей первой ротой начали выдвигаться и другие. Командир минометной роты старший лейтенант Ксенофонтов, командир пулеметной роты капитан Прохоров и другие офицеры шли позади. Я все время оглядывался на подбитую «тридцатьчетверку». Хотелось узнать, куда ей угодила «Пантера». Орудийный ствол немецкого танка был точно направлен в сторону Т-34. Заметил, как старший лейтенант Ксенофонтов поднял с земли фаустпатрон. Я его видел: валялся у обочины без гранаты. Ксенофонтов повертел его в руках и отбросил в сторону. А шедший следом капитан Прохоров поднял его. Я в это время забежал за танк Т-34, чтобы посмотреть пробоину. Отверстие в броне находилось на правой стороне башни рядом с орудийной маской. И в это время раздался выстрел. Прозвучал он в группе командиров. Там же шел и майор Бойцов. Они уже подходили к танку и поворачивали ко мне. Майор Бойцов упал. Его подхватили на руки. Вся затылочная часть его была снесена.

А что произошло? А вот что. Капитан Прохоров шел следом за комбатом. Поднял фаустпатрон и нажал на спуск. Заряд сработал, металлический фланец вышибло из трубки, и он угодил прямо в голову шедшего впереди майора Бойцова.

Видимо, немец, сидевший здесь с этим фаустпатроном, гранату вставить не успел. Я потом ее искал – не нашел.

Подбежал вестовой майора Бойцова, закричал:

– Что вы с ним сделали!

Тут же подъехал командир полка полковник Панченко. Он приказал погрузить майора Бойцова на его пролетку, запряженную парой хороших коней и мигом вести его в медсанбат. Была еще какая-то надежда. Но когда я увидел рану, сразу понял, что комбат уже мертв.

Полковник Панченко отдал распоряжение, отменил проведение разведки местности офицерами батальона и ускакал на верховой лошади коновода.

Не везло нашему батальону на комбатов. В бою под Талмазом погиб майор Лудильщиков. От руки подчиненного офицера, без злого умысла, из немецкого брошенного в бою оружия был убит майор Бойцов.

В лице майора Бойцова солдаты и офицеры первого батальона видели опытного, отважного и мужественного офицера. У него была та редкая притягательная сила, которая объединяла лучших, выявляла в подчиненных лучшие качества. К нему тянулись люди. Он умел ценить людей и верил в них.

Когда вестовой вернулся из медсанбата и сообщил нам, что майор Бойцов скончался, я спросил у него: кто из родителей остался у нашего комбата? Он ответил: