Читать книгу "Борис Годунов. Трагедия о добром царе - Вячеслав Козляков"

Как бы ни был предусмотрителен царь Борис Годунов, жизнь все равно устроила по-своему. Одни небогатые землевладельцы делали выбор между послушанием царскому указу и голодной смертью: им лучше было уморить своего крестьянина, чем смотреть, как его у них забирают. Другие, более богатые, помещики и вотчинники увидели еще одну открывшуюся возможность для найма крестьян. Не случайно автор «Бельского летописца», составленного в служилой среде, писал позднее, что крестьянский выход перессорил дворян и детей боярских. Статья летописца об этих указах называется неожиданно — «О апришнине», и в ней содержится ссылка на нарушение Борисом Годуновым некого «заклятья» Ивана Грозного: «Того ж году на зиму царь Борис Федорович всеа Русии нарушил заклятье блаженные памяти царя Ивана Васильевича всеа Русии и дал Христианом волю выход межу служилых людей, окроме бояр больших и ближних людей и воевод, которые посланы по дальним городом. И в том межу служилых людей учинил велику зело скору и кровопролитие». В другой статье, «О выходе», летописец повторил эту мысль: «И межу их учинилось межьусобное кровопролитие, и тяжбы о том меж ими велики зело стали, и от того у служилых людей поместья и вотчины оскудели, и сами служилые люди стали в великой скудости и межу собя в ненависти». Царю Борису Годунову из-за начавшейся «смуты» все-таки пришлось отказаться от введенных чрезвычайных мер («и велел заповедати, что впредь выходом не быти, отказать»), но было уже поздно[627].

Многие крестьяне и холопы не могли надеяться даже на то, чтобы найти нового владельца. Кому был нужен лишний рот в голодное время? Тогда получалось, по слову Авраамия Палицына, «лето убо все тружаются, зиму же и главы не имеют где поклонить». Видя это, царь Борис Годунов совместно с царевичем Федором Борисовичем и Боярской думой издали приговор «о холопех» 16 августа 1603 года. Этот закон, изданный в интересах отпущенных на волю, но не получивших отпускных документов холопов, показывает, что в первую очередь была выказана забота о голодающих: «Которые бояре, и дворяне, и приказные люди, и дети боярские, и гости, и всякие служилые, и торговые, и всякие люди холопей своих ссылали з двора, а отпускных им не дали, и крепостей им не выдавали, а велят им кормитца собою, и те их холопи помирают голодом, а иные многие питаютца государевою царевою и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии милостиною, а за тем их не примет нихто, что у них отпускных нет»[628]. Указ предписывал «бояром, и дворяном, и всяким людем» обязательно выдать им «отпускные» и «крепости» и больше их не держать за собою в надежде вернуть, как только минется голодное время. Если такие, фактически отпущенные на волю («кормиться собою»), холопы являлись в Приказ Холопьего суда, то там они могли самостоятельно получить необходимые документы, чтобы уже с ними искать, куда дальше поступить на службу.

Важным следствием начавшихся переходов и отпуска на волю крестьян и холопов оказалось то, что большая масса людей занялась попрошайничеством и бродяжничеством. Самые отчаянные полностью отказывались от своих семей и уходили «казаковать» или разбойничать. Борьба с разбоями стала еще одной задачей, которую приходилось решать в 1601–1603 годах. В уезды из Разбойного приказа с царскими наказами поехали специальные сыщики, которые должны были предупреждать разбои на дорогах. Им было велено стоять «промеж дорог», «утаясь». Поэтому, действуя как небольшие военные отряды, московские сыщики привлекали местных дворян и совместно с губными старостами вели розыск, пытали пойманных разбойников «крепкими пытками» и сажали их в тюрьмы. Смертная казнь при этом грозила не тем, кого ловили в разбойных делах, а самим сыщикам, чтобы они «не норовили никому, и посулов, и кормов не имали»[629].

Сыщики, присланные из Разбойного приказа, вторгались своими действиями в сферу интересов не только уездных дворян и детей боярских, но и других землевладельцев, в частности крупных монастырей. Организация сыска о разбоях становилась для местного населения чем-то вроде чрезвычайного налога: людей обязывали за свой счет содержать губных целовальников и дьячков, тюремных сторожей и палачей. При этом опять пытались облегчить положение владельцев «середних и менших» поместий и вотчин по сравнению с «большими», с которых требовалось выбирать целовальников в первую очередь. Царь Борис Федорович уничтожил также другую обременительную для уездов повинность — строительство тюрем на средства, собранные с «сох», то есть с определенного количества обрабатываемой пашни. Вместо этого было «велено тюрьмы поделывати из нашие казны денгами». Троице-Сергиеву монастырю возвратили ранее отобранные привилегии по самостоятельной организации губного дела, защитив монастырь от губных старост, пытавшихся «по новому уложению» (об отмене тарханов?) заставить монастырские власти содержать «губу» вместе со всем уездом[630].

О многих назначениях сыщиков «за розбойники» известно из косвенных источников — разрядных книг и боярских списков[631], где фиксировались службы привилегированного московского дворянства. Такие записи не оставляют сомнений в том, что правительство Бориса Годунова очень серьезно отнеслось к защите государства. Но даже эти меры не уберегли его от столкновения с крупным разбойничьим отрядом прямо под Москвой. Это было так называемое «восстание Хлопка», с которого в советской историографии начинали отсчет «крестьянской войны». Рассказ о тех событиях оставил «Новый летописец». Против «воровских людей» во главе со «старейшиной» по имени «Хлопа» «бояре же придумаша» послать целое войско — «многую рать». В поход выступил царский окольничий Иван Федорович Басманов. Но разбойников это не испугало, они вступили в бой с царскими войсками и даже убили главного воеводу. Но и сами немало пострадали: по свидетельству летописца, «многих их побиша: живи бо в руки не давахуся». Поймали израненного «старейшину Хлопка», а остальные ушли на Украйну, где со времен Ивана Грозного беглые избывали все свои преступления. Царь Борис не мог простить смерти любимого окольничего и отступил от своего правила публично не казнить преступников: «тамо их всех воров поимаша и всех повелеша перевешать»[632].

Никто точно не знает, сколько всего было разбойников, кто входил в их отряды и даже когда произошло сражение с войском Хлопка. В. И. Корецкий справедливо предположил, что известие капитана Жака Маржерета о массовой казни 500 человек в дни царствования Годунова связано с боями против разбойников под Москвой[633]. Позднее такое количество вольных «казаков» под командованием атамана будет называться станицей. К Москве «воровские люди» подошли, видимо, летом 1603 года. 14 мая в Москве были назначены «объезжие головы» для «береженья» от огня, и окольничий Иван Федорович Басманов должен был следить, чтобы не было пожаров «в Деревяном городе от Москвы реки по Никицкие ворота»[634]. Следующая его служба, стоившая окольничему жизни, уже не вошла в разряды. Но осталось поминание по душе Ивана Федоровича Басманова, похороненного с почестями в Троице-Сергиевом монастыре. Дата этого царского вклада зафиксирована в монастырской вкладной книге 18 сентября 1603 года: «112-го (1603) году сентября в 18 день по Иване Федоровиче Басманове пожаловал государь царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии денег 100 рублев»[635]. Возможно, что, отсчитав сорок дней назад от этой даты, мы узнаем и время гибели окольничего, и дату одного из первых крупных столкновений в ходе войны, которую позже назовут крестьянской или даже гражданской.