Читать книгу "Большая книга приключений. Мое лучшее лето - Елена Нестерина"

– Хочешь, будет Никитина топь теперь? – Злая девочка хихикнула. – Вот брошу тебя сейчас тут, на кочке, ты в скелет и превратишься. Я всем расскажу, как тебя зовут. Что ты не безымянный путник, как предыдущий. А очень даже имянный…

Никита не стал ничего отвечать. На все варианты девчонка могла среагировать нестандартно, и в любом случае он, Никита, оказался бы в проигрыше.

– Ладно, – по-лягушачьи махнула рукой-лапкой девчонка. Даже, как от лягушки, капли с её лапки полетели. – Прямо за мной иди. И делай, что я делаю. Не модничай.

Старообразное «не модницяй» слышать было особенно смешно. Никита даже почувствовал себя увереннее, успокоился. Погрузился в забурлившую мелкопузырчато грязную воду. Сделал шаг, второй, на третий не нашёл под ногой опоры, закопошился, задрыгал конечностями, рванулся вперёд. Когда опасность миновала – и рывок оказался значительным, больше полутора метров, снова успокоился, проникся уважением к себе. И крикнул:

– Эй, а тебя-то как зовут?

Девчонка двигалась от кочки к кочке, как заметил Никита, стараясь держать ступни на плаву и шлёпать ими, поднимая в воздух. Свет луны выхватывал из тёмной трясины то широкую короткую спину, то пухлые наливные икры. Девчонка напоминала эдакую подушку-лягушку, а потому, наверное, так хорошо и держалась на воде. Да и звали её, оказывается, Ва-а-а-ля. Именно это имя среди бульканья и чвакания удалось услышать Никите в ответ на свой вопрос.

Ква-а-а.

Валя.

И Никита полз за этой Валей. Маленькая и сильная, она тащила его, подпихивала, уже теперь даже не отвлекаясь на комментарии.

– Видишь сухие деревья? Вот нам туда, – только что с головой булькнувшись в болотную топь (и специалисты-проводники иногда ошибаются), бодро проквакала Валя, шлёпая лапой себе по физиономии и с фырканьем вытирая с неё грязь, – туда, вон-он туда.

Лапка протянулась куда-то просто вперёд. Никаких деревьев Никита в темноте не видел.

Но на всякий случай сказал:

– Ага.

И тут вдали раздался вой. И повторился, и снова, и снова, и снова… Жуткая тварь металась где-то. Далеко, движения её слышно не было.

Хотя нет. Кажется, она всё-таки приближалась – вой явно усиливался…

Валя занервничала. Испугалась? Ведь недавно это существо было где-то рядом с ней. Что там произошло у этой Вали и монстра? Она счастливо успела от него убежать, спастись из кровожадной пасти? Валя ведь была явно не одна – Никита хорошо помнил, как она подманивала кого-то к себе. Может быть, лошадь? Ехала девушка на лошади по болоту – девушки, как успел заметить равнодушный к подобному виду транспорта Никита, вообще любят на лошадях ездить, – лошадь испугалась, сбросила её и убежала. И напрасно Валя звала лошадёнку – перепуганные звери, они такие. Умчалась – и с концами…

А почему же девчонка перестала искать свою лошадь? Потому что монстр утащил и сожрал её? Или Валя просто знала, что он непременно отбившуюся лошадь поймает и сожрёт?.. Никита, прижавшись к неровной, медленно оседающей под ним кочке, старательно отдыхал и думал. Было о чём подумать в условиях приближающегося воя…

– Эй, давай-ка поднажмём. – Валя потянула Никиту за рукав. – Я объясню дальше, как до деревни добраться, ты сам там дальше. Мне некогда… Давай пойдём!

Никита послушно сполз. Пошевелил пальцами в осклизших ботинках, насквозь пропитавшихся торфяной водой, тяжело шлёпнулся, схватился за протянутую Валей руку. Выбрался, заболтал ногами, задвигался.

– Быстрей, ты быстрей давай! На марь выйдем, там безопаснее! – отплёвываясь, кричала проводница Валя.

На марь на какую-то… И там что? Безопаснее?? Что это может значить?

А то! Что – чап, чап, чап – всё отчётливее слышались шаги огромного существа по болоту. И вой, и рёв, и хрип. Оно приближалось. Что-то большое, живое, настоящее.

Опасное.

И в желании обезопасить от него Валя, значит, вела к деревьям. На марь на эту.

Деревья Никите уже явственно были видны, но топь становилась всё ужаснее. Даже Валя, кажется, поняла, что опасность нешуточная. Она заволновалась, она заторопилась. И… конечно же, оступилась. Да так, что… Пропала, как и не было, вот что.

И не появилось на поверхности болота огромного пузыря, который лопнул бы – со звуком, изображавшим вой собаки Баскервилей. Чуть колыхнулись густые чёрные воды, подул ветерок – и лишь только рябью они подёрнулись. Слегка.

От этого ветерка покрылся мурашками и Никита.

Нет, не от ветерка, конечно. Был человек – и нету потому что… Был – и нету его теперь. Потому что из затягивающей трясины не выбраться.

Жутко. Непостижимо.

Неправильно!

– Валя! – крикнул Никита в сторону того места, где исчезла девочка-лягушка.

Никита ещё успел подумать о том, что в такой момент наверняка человека должна посетить мысль о том, что кто-то погиб из-за него. Что на нём вина. Что виноват он, виноват теперь на всю жизнь – в чужой смерти повинен.

Но не было этих мыслей. Никаких мыслей потому что не было.

А было вот что – Никита увидел ногу. Пятку. Чавкнувшую по жиже пятку, вдруг появившуюся на поверхности. Живую или мёртвую – но так или иначе уже хорошо знакомую пухлую пятку.

…Как он тащил, схватившись одной рукой за эту пятку и другой пытаясь дотянуться до ближайшей кочки!.. Как сорвал он кожу на ладони, вцепляясь в чахлый куст, на этой кочке торчавший!.. Долго ли, коротко, но постепенно из топи показалось дёргающееся тело, руки, неутомимо гребущие и активно пихающиеся. В одной из них Никита угадал свой ранец…

Валя кашляла, хрипела. Ей никак не удавалось вдохнуть – видимо, болотная жижа попала ей глубоко в дыхательные пути. Валя боролась за свою жизнь, дрыгалась и билась, стараясь тем не менее никуда не деваться от спасшей их с Никитой кустистой кочки посреди топи. Никита, сначала осторожно, а потом от всей души тоже настучал Вале по спине.

И помогло!

Девчонку вырвало, она тут же с сипением вдохнула воздуха, затем ещё и ещё. Задрожала, облегчённо вздохнула, благодарно закивав Никите и хлопая его лягушачьей своей лапкой по руке.

Вздохнул, расслабившись, и Никита. Нежно обнял кочку, прижался к ней щекой, как в родной уже стихии, поболтал ногами в топкой субстанции. Валя всё гнездилась, крутилась туда-сюда, пыхтела, кашляла; от этой активности булькало и чавкало болото вокруг неё. Обессиленный Никита понимал, что засыпает. Отметил, что спать в болоте летней ночью не так уж холодно и не так чтобы плохо, а к тому же совсем не страшно – даже утопленниц вот по ходу дела получается спасать.

Так что засыпал Никита, чавканье-бульканье и шорох, которые становились всё сильнее, его уже не отвлекали и совершенно ему не мешали. Глаза Никиты закрывались, закрывались…

А когда, услышав хриплый влажный рык, Никита открыл их, то увидел, что над ним склонилась мокро-блестящая, покрытая гнилой травой и грязью морда…