Читать книгу "Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов"

Камнем преткновения стал еще один абзац коммюнике, на котором настаивало советское руководство. В нем говорилось, что «австралийское правительство берет на себя обязательства обеспечить нормальные условия для работы персонала советского посольства»[533]. Спендер этому также воспротивился, ведь такого рода формулировка могла подразумевать, что в прошлом «нормальные условия» отсутствовали.

Переговоры продвигались медленно. В ходе встречи Мензиса и Кэйси 31 января 1956 года было решено отложить решение вопроса до июня[534]. Зарубин несколько раз осведомлялся у Спендера о реакции австралийского правительства на советские предложения по тексту коммюнике, но ответа так и не было. В конце концов, на телеграмме Зарубина от 7 апреля Молотов написал: «Не надо больше спрашивать»[535].

Зарубин еще не раз встречался со Спендером. Москва заняла компромиссную позицию и больше не настаивала на своих требованиях. В сентябре 1956 года ЦК КПСС утвердил текст коммюнике, учитывавший австралийские пожелания. Однако надежды на то, что отношения удастся восстановить до конца года, не оправдались. Спендер неожиданно сделал заявление (следуя указаниям, полученным из Канберры), которое вызвало удивление и возмущение советской стороны. Формально не возражая против уже согласованного документа, австралиец сказал, что если в парламенте премьер-министра или других членов его правительства спросят, по чьей инициативе восстановлены отношения, то ответ будет дан однозначный – по инициативе СССР. Советский МИД через Зарубина передал Спендеру, «что это не соответствует действительности, и что, если австралийское правительство сделает такое заявление, то советское правительство сделает в печати разъяснение о действительном положении дел»[536]. Спендер обещал довести это сообщение до сведения австралийского правительства, но оно не торопилось с ответом.

Тем временем начались венгерские события, из-за которых переговоры по восстановлению отношений были свернуты. Канберра дала крайне негативную оценку силовым действиям СССР по подавлению восстания в Будапеште. Австралийское правительство было инициатором постановки венгерского вопроса на сессии ГА ООН. 25 сентября с докладом на сессии по этому вопросу выступил Кэйси. Не только консерваторы, но и лейбористы были возмущены советским вооруженным вмешательством и Эватт отказался от визита в Советский Союз. Ну, а в Москве не осталась незамеченной поддержка Канберрой тройственной агрессии Великобритании, Франции и Израиля против Египта. «В связи с событиями в Венгрии и нападением Англии на Египет, – говорилось в справочном материале II ЕО, – правительство Австралии заняло крайне враждебную позицию в отношении СССР и к вопросу о возобновлении дипломатических отношений между СССР и Австралией не возвращалось, хотя окончательный ответ остается за австралийской стороной»[537].

Позиция Канберры практически не менялась на протяжении всего 1957 года. Мензис, выступая 7 ноября в парламенте, заявил: «Нам, конечно, следует обсуждать вопросы с Советским Союзом, а Советскому Союзу, конечно, следует обсуждать вопросы с нами»[538], но такого рода признание очевидной истины еще не означало изменения официального курса. Кэйси тогда же выразился более четко и определенно: «Что касается дипломатических отношений между Австралией и Советским Союзом, то, насколько мне известно, за последнее время не было никакого прогресса, движения или подхода ни с той, ни с другой стороны, и этот вопрос остается в прежнем положении»[539].

Отношение главы австралийского внешнеполитического ведомства к СССР не улучшила его встреча с А. А. Громыко, к тому времени назначенного министром иностранных дел. Она состоялась 11 октября 1957 года в Нью-Йорке (где оба министра участвовали в работе XI сессии Генассамблеи ООН) на одном из официальных приемов. Кэйси, джентльмен с чувством юмора, умевший ловко и непринужденно вести дипломатическую беседу, был раздосадован мрачноватым видом Громыко. «Он выглядел так, как выглядит человек, только что съевший несвежую устрицу», – резюмировал австралиец в своем дневнике. По его словам, он пытался растормошить советского министра. На лице собеседника появилось подобие улыбки, когда австралиец, рассказывая о своей деятельности в качестве губернатора в Калькутте, шутливо выразил намерение применить свои управленческие таланты «где-нибудь в Советском Союзе». Но, судя по всему, Кэйси с самого начала не собирался воспользоваться встречей с Громыко для «наведения мостов». Когда последний, восприняв шутку как знак доброжелательности, предложил Кэйси посетить СССР, тот напомнил, что после «дела Петрова» оба государства не поддерживают нормальных дипломатических отношений. После этого советский министр снова замкнулся в себе и беседа прекратилась[540].

Разумеется, главным были не субъективные оценки Кэйси, а политические соображения. Канберра никак не могла заставить себя отказаться от тезиса о восстановлении отношений «по инициативе Кремля». Вот, что писали по этому поводу ведущие австралийские газеты 8 января 1958 года после обсуждения данного вопроса в парламенте:

«Австралийская точка зрения заключается в том, что Австралия не может отказать в разрешении советской дипломатической миссии вернуться, однако правительство ясно заявило, что оно рассматривает Австралию потерпевшей стороной в разрыве и что инициатива в прекращении этого положения должна исходить от Советского Союза» («Сидней морнинг геральд»).

«Политика австралийского правительства в этом вопросе заключается в том, что инициатива должна исходить из Кремля, поскольку Кремль был ответственен за отзыв представительств» («Геральд»).[541]

Однако налицо были и позитивные сдвиги. Оживился делегационный обмен – СССР посетила делегация австралийских врачей, на пятом континенте побывал Д. Ойстрах. Все чаще в Советский Союз приезжали австралийские туристы. В общем, признаки оттепели были налицо, а вот официальные лица договориться друг с другом все никак не могли.

В январе 1958 года по инициативе Советского Союза произошел обмен новогодними посланиями между Председателем Совета министров СССР Н. С. Хрущевым и Р. Г. Мензисом. В ответном послании австралийского премьера было сказано, что «при наличии доброй воли со стороны всех можно было бы надеяться, что наступающий год будет более счастливым годом в мире»[542]. Следующим шагом стали ответы Хрущева на вопросы мельбурнского «Геральда». Председатель Совета министров СССР подчеркнул, что «Советский Союз всегда стоял и стоит за поддержание нормальных отношений со всеми странами, независимо от их политического и социального строя. Это в равной степени относится и к Австралии. Дипломатические отношения между СССР и Австралией были фактически прерваны не по нашей вине, а в результате известной антисоветской кампании, которая нанесла большой ущерб отношениям между нашими странами». Если австралийское правительство со своей стороны желает восстановления отношений, заявил Хрущев, то «мы готовы пойти ему навстречу». При этом он не преминул напомнить, что переговоры уже велись между послами двух стран в Вашингтоне, что был согласован текст коммюнике о возобновлении деятельности дипломатических представительств, но «австралийское правительство до настоящего времени не заявило о своей готовности опубликовать текст указанного коммюнике»[543]. Это был прямой намек, на то, что «мяч» находится на австралийской половине поля, и Москва ждет «паса» от Канберры.