Читать книгу "Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский"

— Наверное, так оно и есть, — не удержался Седлаш. — Давай прямо сейчас и возьмем его в плен, полковник! — озорно прокричал он. — Так, на всякий случай!

— Но как раз в эти же минуты голос свыше повелел мне: «Иди ты, поскольку на сей раз суждено тебе встретиться с великим воином. Не упусти же такой возможности!» Только поэтому я перед тобой, полковник.

Татарин неожиданно перестал визжать, сошел с коня, вернул все десять своих ножей в широкую кожаную кобуру и, приблизившись к Хмельницкому, проницательно всмотрелся ему в лицо.

— Во мне тоже пытаешься кого-то узнать, как когда-то в своем палаче узнавал брата? — язвительно поинтересовался тот.

— Не тебя, сераскир. Тебя я никогда не видел, поэтому узнавать не собираюсь. Путь твой пытаюсь предугадать.

— Можно подумать, что тебе это когда-либо удавалось? — проворчал Хмельницкий.

— Иногда.

— Разве что иногда. — Полковник всегда с интересом относился ко всякому, кто пытался хоть что-либо гадать-предугадывать. В Украине таких называли кто «характерниками», кто «ведунами», а то и «ведьмаками». Впрочем, сами они называли себя точно так же. Другое дело, что в их наивно-таинственных, людьми и Всевышним осмеянных попытках проникнуть за черный занавес рока Хмельницкому всегда чудилось нечто такое, не от мира сего. — Во всяком случае, свою собственную участь ты уже давно знаешь?

— Могу познать любую судьбу, кроме своей собственной, — счастливо рассмеялся Корфат. — Мой земной путь высшие силы открывать мне почему-то не решаются. Но, может, это и к лучшему.

Как бы там ни было, а Хмельницкий вдруг ощутил на себе гипнотическую силу его взгляда. Несколько мгновений он простоял перед татарином, не осознавая ни себя, ни окружающего мира.

— Только не прими это за лесть, полковник. Льстить, как ты уже понял, я не люблю, да и не умею.

— И даже не пытайся, — угрожающе посоветовал ему атаман повстанцев.

— Я не пророк Мохаммед, но почему-то мне кажется, что путь твой будет великим, подобно реке, с которой прибыл сюда, к границам Ор-Капи. Великим воином будешь, сераскир, потому и путь велик. Во всяком случае, до сих пор человек с такой судьбой мне еще не попадался. Хотя повидать мне пришлось многих, причем в разных краях.

— Что еще способен сказать? — сурово, совершенно не разделяя восторга Вечного Пленника, поинтересовался Хмельницкий. — Только что-нибудь конкретное, что может сбыться или не сбыться уже очень скоро.

— Та не должен интересоваться тем, что сбудется или не сбудется в ближайшие дни. Тебя должно занимать другое — ч то, может быть, таких воинов, как ты, Крым вообще никогда не знал. Ни Крым, ни Украина, ни Речь Посполитая таких воителей пока еще не знали — в? от что я тебе скажу, полковник!

Произнеся это, Корфат вдруг повел себя как взбалмошный, неожиданно познавший некую «взрослую тайну тайн» мальчишка, — он яростно вскрикнул, перекувырнулся через себя, затем вновь подпрыгнул и, развернувшись в воздухе, опустился в плоское татарское седло. Причем сразу же всем казакам бросилось в глаза, как изумительно владеет своим телом этот воин, с какой легкостью он способен отрываться от земли и проделывать в воздухе нечто такое, что способно поразить воображение даже видавших виды людей.

— Великим воином будешь! — прокричал он, не обращая внимания на восхищенные взгляды казаков. — Это я тебе говорю, Вечный Пленник Корфат. — И путь твой будет великим. Правда, таким же недолгим, как у всех прочих властителей, но великим!

— Что недолгим, это я, допустим, и без пророков знаю, — спокойно заверил его полковник. И тотчас же приказал таким тоном, словно повелевал сейчас не маленьким посольством, а многотысячным войском: — Седлать коней! Идем на Ор-Капи!

— Зато не знаешь кое-чего другого, — неожиданно продолжил свое предсказание Вечный Пленник. — Воин и правитель — далеко не одно и то же. Так вот, воином ты в самом деле станешь великим, истинным. Однако же нет в тебе воли истинного, великого правителя.

— И как же это понимать, величайший из предсказателей? — с холодной яростью вскипел полковник, стараясь приглушить свое раздражение едкой иронией. — Что воином мне стать суждено, а правителем — никогда?

— Тот, кто решил до конца дней своих верно служить королю чужой земли, на своей земле стать королем не сможет! — спокойно объяснил Вечный Пленник и, огласив предутреннюю степь победным воинственным кличем, предусмотрительно понесся в степь, подальше от гнева новоявленного гетмана.

20

— Итак, кто-то решил, что я должен побывать в украинских воеводствах. — Клавдия не видела, как Коронный Карлик вышел из ванны. Она все еще пребывала в том неосмысленном, странном состоянии — между экстазом и совершенной опустошенностью, — во время которого лучше было не видеть ни мужчины, ни своего отражения в большом зеркале, украшающем стену напротив. — Хотелось бы знать, кому именно взбрела в голову такая мысль. И, что не менее важно, почему избран был именно я.

— Вам будут даны права королевского комиссара. С особыми полномочиями в Брацлавском и Киевском воеводствах, а также на землях Запорожья, — голос графини д’Оранж неожиданно стал до жесткости твердым. И Вуйцеховский понял, что таким голосом пытается говорить с ним еще не овдовевшая королева. Причем делает это по поручению самого Владислава IV.

— В Волынском и Подольском — тоже.

— Что? — словно бы встрепенулась Клавдия.

— Я сказал, что мои особые полномочия должны распространяться также на Волынское и Подольское воеводства. Через Волынское мне придется проезжать, а побывать в Каменце просто необходимо.

Д’Оранж устало, безразлично пожала плечами.

— Да хоть на Крымское ханство.

— Путешествие мое должно быть хорошо оплачено, а полномочия даны без указания срока, на который они распространяются.

— Конечно же, этот вояж будет щедро оплачен. А что касается срока ваших полномочий… Если для вас это важно, можете считать себя пожизненным королевским комиссаром с особыми полномочиями на территории всего королевства.

Вуйцеховский понимал, что столь легко принимать все его требования могла только очень легкомысленная женщина, которая не понимала их скрытого смысла или же от которой в этой большой авантюре попросту ничего не зависело. Но графиня д’Оранж никогда не производила впечатления слишком уж легкомысленной особы. Вряд ли она стала бы так уверенно обещать что-либо, если бы знала, что от нее ничего не зависит; скорее всего, ее ответы завершались бы обещаниями поговорить со своей царствующей покровительницей.

— Для меня это действительно важно, — как можно убедительнее произнес «варшавский гном», понимая, какую большую власть получает он, таким образом, в кругу военных, чиновников и вообще всего провинциального дворянства. Власти, которая не потеряет своего смысла и после кончины нынешнего монарха. — Не забудьте сегодня же передать мои требования тому, кто просил вас оказать ему такую услугу.