Читать книгу "Свет мой, зеркальце - Генри Лайон Олди"

— Ага! Нам перед отъездом экскурсию устроили. Мертвое море, Бахайские сады. Гора Искушения близ Иерихона. Тыщу лет ее не видел; нет, какая там тыща, больше…

Вера полезла в карман летней курточки, достала пачку папирос «Деловые». Белая пачка, увидел Ямщик. Синяя надпись. Двойное подчеркивание. Сувенирные, вспомнил он. Двадцать гильз без табака. Бледней смерти, Ямщик смотрел, как Вера открывает пачку, достает набитую, готовую к употреблению папироску, дует внутрь, сминает мундштук лихой гармошкой, сует папиросу в рот, чиркает зажигалкой.

— Гора, — повторил бес, окутываясь сизым дымом. — Гора Искушения. Эх, Ямщичок, видел бы ты эту гору! Ностальгия, аж слеза прошибла…

— Ты?!

— Ну, я. Ты не переживай, я сейчас тихий. Одинокий холостяк без вредных привычек, снимаю угол. Ты мне не рад, что ли? Где же твое: «Как ты вырос!» И слеза, слеза обязательно.

К счастью, Ямщик успел остановиться. Пальцы уже тянулись к тонкой девичьей шее. В дымном облаке Вера оставалась прежней, но Ямщик видел карлика, рябого карлика в мешковатых штанах, в кепке, сдвинутой набекрень.

— Почему ты здесь? Почему в ней?!

— Кот, — охотно разъяснил бес. — Мерзавец, тиран, жиртрест. Твой великолепный кот. Ты же помнишь, он меня терпеть не мог, все шугался? Капитан покидает корабль последним, морской закон…

— Ты мне голову морочишь?

— Ничего я тебе не морочу. Выбор, Ямщичок, осознанный выбор — это и есть свобода личности. Два зеркала — чем не выбор? С вещами на выход! Весь я, который легион — в зеркало над умывальником. А я, который не весь — в ручное зеркальце. Эх, сообрази я раньше! Ушел последним, да не дошел. Котяра твой на дыбы…

Арлекин, вспомнил Ямщик. Шипя и распушив шерсть, Арлекин «делает свечку» на коленях Веры, взмахивает лапой. Солнечный зайчик скачет по палате, блестящий кругляш разлетается вдребезги…

Бес кивнул чужой головой:

— Вот-вот. Пришлось прятаться. А куда мне прятаться, не в кота же?

— Врешь!

— Мамой клянусь!

— Если первое зеркало разбилось, тебя должно было затащить во второе…

Ямщик осекся. Увидел, как наяву: удар локтем, хруст, черная паутина трещин разбегается от центра к углам.

— Вот-вот, — с удовольствием повторил бес. — Вот-вот-вот. Ну чего ты злишься? Ты меня пожалей, Ямщичок. Ты меня сильно-сильно пожалей. Я теперь хуже, чем неходячий. Я бедняжечка, мальчишечка, калека я перехожая…

— Изыди!

— Не гони волну. Думаешь, чего она ходит? Докторишечки расстарались? А будет бегать, прыгать, начнутся мальчики-пальчики… Нет, мальчиков я не застану, уйду. Подлечу ее, сам подлечусь, подлатаюсь, и уйду ко всем чертям. Ее здоровье — моя страховка. В здоровом теле — здоровый дух, понял? А там хоть трава не расти. Я ведь мог тебе не показываться, а? Показался, по старой дружбе, честь по чести, всю программу изложил…

— Дружбе? Ты меня ненавидишь!

— За что? — изумился бес.

— Я же тебя кинул!

— Дурачина ты, Ямщичок. Кинул? Забил на договорняк? Это по-нашему, я тебя за это люблю. Я тех не люблю, кто не кидает, а ты молодчага, парень-кремень.

Спокойно, велел себе Ямщик. Там, где мы ничего не можем, мы ничего не должны хотеть. Я действительно ничего не могу?

— Хорошо. Ты меня любишь. Я парень-кремень. Значит, отсидишься и уйдешь? Откуда мне знать, что ты не врешь?

— Я тебе хоть раз соврал? То-то же! А не веришь — у зеркала спроси. Найди зеркало, пристань с ножом к горлу: «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи…» Оно тебе ответит! Тебе и не ответить? Да к такому, как ты, толпой отвечать побегут, тебе ли не знать?

Ямщик отступил на шаг, словно Вера ударила его кулаком в грудь.

— Гарантии? — спросил он. — Какие гарантии?

— Никаких. Ни копейки, ни табачной крошки. Вера, Ямщичок, вера. Сам себе девочку выбрал, никто рук не выкручивал. Ты верь мне, или не верь. Сегодня верь, завтра не верь. Мучайся, терзайся, давись сомнениями. Так и должно быть, приятель. Ты с кем сделку заключил? Добро пожаловать в ад.

— Ад? — Ямщик хрипло засмеялся.

— Тебя что-то не устраивает?

— Где сомнения, там и надежда. Это не ад, это чистилище.

— Не разбираюсь я в вашей планировке, — бес зевнул. — В следующий раз выбирай Надежду, будет легче. За девчонку не переживай, она про меня и не вспомнит. И наш разговор не вспомнит. Это ты помни, тебе полезно.

Дым рассеялся. Окурок улетел к гаражу.

— Дядя Боря! — Вера ударила костылем оземь. Кажется, ей некуда было девать энергию. — Нам перед отъездом экскурсию устроили. Мертвое море, Бахайские сады…

— Гора, — жадно уточнил Ямщик. — Гора Искушения?

— Нет, в горы не возили. В Иерусалим возили, на полтора дня… Дать вам мой телефон? Если что, звоните.

— Я тебя провожу. До подъезда, ладно?

— Ладно. Только не поддерживайте, я сама!

— Угостишь папироской?

— Этими, что ли? Я их для прикола ношу. Мальчишки завидуют, говорят, что я крутая. Иногда стреляют. Я даю, если из старших классов. Они ведь все равно курят! Вы берите, мне не жалко…

Когда Вера поднялась к себе, Ямщик задержался у подъезда. Стоял, дымил папиросой, спросив огоньку у таксиста, приехавшего по вызову; кашлял, утирал слезы, не обращая внимания на удивленные лица соседей, знавших Ямщика как некурящего. Из открытого окна на втором этаже пел Элмер Гентри:

Зеркало на стене, Покажи мне пьяную улыбку. Я упакую чемоданы и упаду, Упаду вниз, на следующую прочерченную милю…

Где сомнения, там и надежда, думал Ямщик. Где сомнения, там и надежда. Сам себе девочку выбрал, никто рук не выкручивал. Добро пожаловать домой. Добро пожаловать по эту сторону зеркала.

В страну дураков, Где правит безумец. Где ты? Где ты, мой друг?