Читать книгу "Женщина без прошлого - Светлана Успенская"

— Да-да! Это ее нос Бетт Мидлер! — воскликнула Маша, вглядываясь в Милу.

— Постыдилась бы такими бесстыжими глазами Ли Кертис на мир глядеть, — поддержал подругу Паша.

— Я этот зубик и в гробу узнаю, — радостно подтвердил Гурген, — он у меня уже в избитых печенках сидит!

— Так что Кукушкина — это Муханова, а Муханова жива, несмотря ни на что, и даже стоит сейчас у микрофона, и даже готовится спеть песню по просьбам телезрителей. Но зато на фоне своего оголтелого мужа, придирчивой свекрови и капризных детей она выглядит вполне невинно и, я считаю, заслуживает быть избранной куда следует, если не под именем Кукушкиной, то хотя бы под видом Мухановой. К чему и призывал безвременно погибший эксперт по дамским конечностям Стефан Чарский, который пристальным оком ученого разглядел ту душевную метаморфозу, которая преобразила Муханову в Кукушкину, отчего даже пары обуви, интегрируемые методом Тейлора-Бенуа, на первый взгляд не совпадали.

Зал растроганно загудел.

— Ну вот, допрыгались! — горестно воскликнула Луиза Пална. — То-то мне вчера рваная бумага в супе снилась! Надо будет Леопольде Витольдовне рассказать.

— Мамочка, — проговорила Лиза, явственно облизываясь, — как мне нравится твоя кофточка! Можно я ее на дискотеку надену?

— Мам, а мне папа денег на карманные расходы недодает, — с ходу пожаловался Митя. — Уже целый год.

— Что вы мне какую-то грымзу под видом законной жены подкладываете! — на всякий случай возмутился Муханов. — Она очень мало по внешности с моей погибшей супругой совпадает, мастью головы не вышла и очками. Я отказываюсь признавать в ней свою дорогую жену!

— Все правильно! — вдруг поддержала его виновница переполоха, стоявшая доселе молча, как скала в бушующем море. — Я и не претендую, поскольку желаю остаться Кукушкиной по гроб жизни!

Зал окончательно запутался в происходящем.

— Так это Муханова или кто? — недоуменно воскликнул Мамаков, вертя лысиной, отчего зайчики, обезумев, заметались по студии.

— Или кто… — пробормотал Оганезов, перелистнув страницу сценария и торжественным голосом закричал в микрофон: — А сейчас… перед уважаемыми избирателями выступит столичная знаменитость!..

Загудели невидимые барабаны, отстукивая напряженную дробь.

— Лучшая певица современности!..

Напряжение достигло своего апогея.

— Лучший голос нашей эстрады!..

Напряженная струна зримо звенела в воздухе, грозя каждую секунду оборваться.

— Возлюбленная Севы Юркого!..

Зал потрясенно завибрировал, не веря своим ушам… Мамаков тревожно заерзал, оглядываясь по сторонам, и даже попытался возмутиться:

— Послушайте, мы ведь не договаривались…

Но Оганезов не слышал его — или не хотел слышать.

— Знаменитая Вика Шторм! — объявил он, демонстративно соединяя ладони.

Невидимый оркестр грянул первые такты хита «Меня спасет любимый мой».

Прожекторы сфокусировались в одной точке, и, как Афродита, рожденная из пены морской, из потоков ослепительного света соткалась великолепная Вика Шторм. Ее белокурые волосы были рассыпаны по плечам, платье, то самое красное платье с блестками, которое зрители запомнили по репортажу из тундры, облегало прекрасную фигуру.

Плечистой девице даже не понадобилось призывно махать транспарантом — зал не только добровольно захлопал, но даже и взревел приветственно, — а потом послушно стих, утихомиренный властным жестом певицы. Вика открыла рот, намереваясь петь.

И запела…

Музыка гремела и билась в барабанные перепонки, ревела штормовым ветром и полярной вьюгой.

Вика Шторм прилежно шевелила губами, зал восхищенно покачивался в такт звукам. «Умчимся в ночь, умчимся в ночь!» — призывала певица, простирая руки, а зрители постанывали в ответ.

— Вика Шторм! — напомнил Оганезов, когда последние такты мелодии стихли.

Плечистая ассистентка, вместо того чтобы махать транспарантом, сама зааплодировала, оказывая положительный пример студии, которая, кстати, в положительных примерах совсем не нуждалась.

— Послушайте, — оглядываясь по сторонам, встревожился мэр. — Мы так не договаривались! Это не запланировано сценарием передачи! Разоблачения — да, обвинения — да, певица Шторм — нет!

Но Шторм уже невозможно было остановить!

— А теперь я скажу, — заявила она, облив Мамакова презрением. — Если «обвинения — да» и «разоблачения — да», то самое время для моего выступления… Вы все, конечно, слышали ту знаменитую историю про мое исчезновение, организованное страстным оленеводом!

— Да! — восторженно взревел зал.

— Так вот, мой похититель сегодня находится здесь. Он в зале!

— Ура! — взорвались зрители. — Мы щас ему наваляем!

— Но ведь это безобразие! — возмутился Мамаков, оглядываясь в поисках поддержки, которой не было. — Этого нет в сценарии, я выступление оленеводов-похитителей не утверждал! Сейчас должен быть танец санитарки Бек-Агамаловой!

Но его слова заглушила тревожная дробь барабана.

— Итак, похититель находится здесь и сейчас… Но мне не хочется указывать на него пальцем. Я хочу, чтобы он сам признался в содеянном!

— Послушайте, — продолжал возмущаться Мамаков. Его бюрократическое яйцевидное брюшко тревожно опало, а губы, наоборот, выпятились. — Я не допущу, чтобы всякие… Охрана! Милиция!

— Милиция готова приступить к своим обязанностям! — Указующий перст певицы воткнулся в гаишника Цыпляева, который стеснительно мялся на заднем плане, выразительно похрустывая правым карманом.

Мэр побледнел и даже отшатнулся. Он даже привстал из кресла, как бы собираясь уйти, поскольку не желал принимать участия в этом ужасном, не запланированном сценарием балагане.

— Не желаю принимать участия в этом незапланированном балагане! — возмутился он, делая шаг к выходу.

Но дюжие охранники у дверей студии напружинили мускулы, всем своим видом готовясь пресекать безобразия и противодействовать беспорядку.

— Так вы хотите узнать, кто этот человек? — осведомилась Шторм, обращаясь к зрителям.

И зрители вспыхнули в ответ единодушным: «Да!»

— Вы хотите, чтобы я указала на него? — продолжала певица, явно издеваясь над нервами похитителя, который затрясся при ее словах как осиновый лист.

— Да! — откликнулся зал.

— Хорошо же… Вот он! — Указующий перст вновь взвился в воздухе и уткнулся в испуганно затихшего Мамакова.

Зал ахнул. Цыпляев важно кивнул, охранники с каменными лицами переглянулись, Муханов произнес: «Вот дьявол!», Кукушкина: «Мы победили!», а остальные ничего не произнесли, ограничившись бестолковым «а», «бе» и «ме».