Читать книгу "Ребус-фактор - Александр Громов"

Это был крах – иного слова я не мог подобрать. Получалось, что довоенного уровня жизни мы достигнем лет через двадцать – двадцать пять, и это еще в лучшем случае. Я знал, сколько всего, вопреки убеждению народа и нашей пропаганде, давала нам метрополия. Даст ли Марция? Или просто заплатит за скандий по той же цене, что раньше платила Земля? И кому заплатит – Майлзу Залесски?

Метрополия, конечно, тоже платила именно ему, а не кому-то другому, но она же нещадно драла с него налоги и оставляла их на нужды Тверди. Что будет теперь?

Моя секретарша испуганно заглянула ко мне в кабинет, когда я неожиданно для самого себя разразился хриплым смехом. Нервный припадок – иначе я не мог назвать причину моего внезапного веселья. Истина поразила меня, как поражают ребенка сведения о том, что детей, оказываются, рожают, а не находят в буше. Я замахал на секретаршу руками, и она исчезла. А я принялся веселиться дальше, но уже тихо.

Не знал я разве, что так всегда и бывает? Так ведь и было в истории человечества, земной и звездной, а уж историю я худо-бедно знал. Так почему же я решил, что со мною, с моим народом будет как-то иначе? Нет ответа. Очень хотел в это верить – вот и весь ответ, смешной и несерьезный.

Когда это мне пришла в голову мысль о том, что человечество обречено бесконечно повторять одни и те же ошибки? Помнится, тогда я подумал, что это, как ни странно, хорошо, потому что иначе мы доберемся до более серьезных ошибок, которые уж точно нас погубят… Нет, твердиане совершили совсем не новую ошибку, их ошибка была стара, как мир. И я совершил ее вместе с ними. Мало ли, что мы ненавидели землян! Могли бы и дальше ненавидеть и жили бы в общем неплохо. Нет, нам понадобилось возмутиться, показать, что мы тоже люди! Показали… Умылись кровью, голодали и голодаем, зато набили землянам морду! Ура, радость-то какая! А скажи тому же Глисту Сорокину, что все жертвы «на алтарь победы» были принесены исключительно ради того, чтобы один богатый человек стал еще богаче, – не полезет ли Глист в драку в ответ на такие слова?

А ведь полезет. Потому что я негодяй, замахнувшийся на святое.

Да и кому понравится, если его назовут, пусть и неявно, тупорылым идиотом, единицей управляемого стада? За такое обижаются насмерть и лезут бить морду, потому что надо же что-то делать! Не соглашаться же.

Прошло еще несколько дней. На улицах перестали попадаться ускоренные люди, мчащиеся с риском искалечить себя или прохожих, да и сам я уже не мог ускориться, даже если бы имел страстное желание сделать это. Может быть, жизнь и не входила в привычную колею, но в какую-то колею она все же постепенно входила. Погромщиков и бандитов теперь не линчевали прямо на улицах, а тащили в участок. Открылись магазины, церкви, ремонтные мастерские, парикмахерские – словом, то, что обычно причисляют к благам цивилизации. По центральным улицам Нового Пекина стал ходить общественный транспорт, если можно так назвать несколько тракторов с прицепами, кое-как приспособленными для перевозки людей. На окраинных площадях все продавали всё. Новых дензнаков мы пока не выпустили, и в ходу была валюта метрополии. Ниже котировались отпечатанные наспех «обязательства» различных достоинств, в каждом округе свои и со своим собственным курсом, меняющимся иногда по три-четыре раза в день. Население предпочитало «метрополики» или простую мену.

Немного найдется видов животных, сравнимых с человеком по умению выкарабкиваться из передряг. Животному помогает инстинкт жизни, а человек в дополнение к нему наделен упрямой и часто безосновательной верой в Светлое Завтра. Наверное, это тоже инстинкт, не знаю.

Был назначен срок президентских выборов. На улицах случались потасовки между рьяными сторонниками тех или иных кандидатов, а когда вмешивалась полиция – били и полицию. По преимуществу люди сходились на том, что наибольшие шансы имеет Варлам Гергай. Рамон Данте, счастливо уцелевший в кровавой круговерти последних дней войны, возглавил его службу безопасности. Несколько его бойцов повсюду сопровождали «дядю» Варлама.

С каждым днем я все острее ощущал свою ненужность. Наполненные рабочей суетой дни казались мне пустыми, и каждый следующий казался пустее предыдущего. Черт знает что. Жил в лесу, участвовал в планировании операций, сам дрался, рисковал не меньше любого бойца – чувствовал себя при деле и жил полной жизнью. А сейчас?

И сейчас было дело – помогать моей родине выкарабкиваться из трясины на бережок – топкий, неуютный, а все-таки бережок. Дело нужное. И я занялся бы им со всей радостью, если бы не один вопрос: а стоило ли нам залезать в эту трясину?

Заноза в пятке, а не вопрос. Он измучил меня. В конце концов я пошел к «дяде» Варламу, общения с которым избегал в последние дни. Само собой, я выбрал для визита поздний вечер, почти ночь, когда в огромном здании бывшей Администрации почти не остается служащих, нет совещаний и уж подавно нет посетителей. Нормальный чиновник в кризисный период использует это время суток, чтобы поработать с толком, и обычно никого не принимает, но я надеялся, что для меня будет сделано исключение.

Будущий президент Тверди занимал половину крыла здания на третьем этаже. Его секретариат, аналитическая группа и предвыборный штаб меня не интересовали, и я двинулся прямо к кабинету.

Какой-то шум… Резкое дуновение воздуха…

Охранник перед дверью в приемную лежал ничком.

В первую секунду я бросился к нему, а во вторую, нащупав пульс в шейной артерии, понял: жив. Парня просто отключили хорошим ударом по голове. Одного из головорезов Рамона Данте, храброго и умелого бойца, не пристрелили из-за угла, не угостили летаргатором, а просто отключили, как мальчишку, не дав ему поднять тревогу! Не видел бы своими глазами – не поверил бы.

Третья секунда ушла у меня на то, чтобы сообразить, что я не вооружен, и заозираться по сторонам.

Никого…

В четвертую секунду я ворвался в приемную. Верх безрассудства. Почему мы иногда прем на рожон, вместо того чтобы вульгарно завопить, сзывая народ на помощь? Боимся обвинений в трусости? Глупо же.

Мне повезло. В приемной не было врагов – лишь еще один охранник вяло шевелился в углу, держась за голову и слабо мыча, да еще в приемной имел место дежурный секретарь. Этот был бледен и мелко дрожал отпавшей челюстью.

Увидев меня, он слабо пискнул горлом и мгновенно покрылся крупными каплями пота. Затем осознал и обрадовался, но восстановить так скоро дар речи оказался не способен.

– Ва… ва… о…

– Что? – шепотом закричал на него я. – Что такое? Там? – Указав на дверь кабинета, я не стал дожидаться кивка.

Ворвался – и остолбенел.

Кандидат в президенты Тверди Варлам Гергай как ни в чем не бывало сидел за письменным столом, склонившись над какими-то бумагами. Горела настольная лампа, освещая по сути одну столешницу. Полумрак кабинета казался почти космической чернотой после ярко освещенной приемной.

– Чего врываешься без стука? – поднял на меня взгляд «дядя» Варлам.