Читать книгу "Азъ есмь Софья. Сестра - Галина Гончарова"

– Тятенька, ты бы передал ему, что ежели хочет он что узнать, так пусть у меня и спрашивает, а не подсылов шлет?

– А шлет?

– А то как же, тятенька. Пытается понять, где с моей школы себе кусок урвать можно.

– И где же?

– Ему пока то неведомо.

– Умен ты, Алешка, умен. Женить тебя скоро будем, вот что…

Алексей на минуту даже опешил от такого предложения, хотел возразить, но потом вспомнил Софью. Лучшее, что он мог сейчас сделать…

– Это дело важное, тятенька, все обдумать надо. Ты ведь со мной посоветуешься, как время придет?

Алексей Михайлович только головой покачал.

– Как же иначе, сынок. Тебе жить, но тебе и государством править. Так что выбирать будем…

Алешка улыбнулся отцу и перешел к делу.

– Батюшка, так что мне казакам ответить?

– Скажи, что несправедливых решений Долгоруков не принимает. Ежели решил казнить, значит, за дело.

Челобитная так и осталась лежать.

– Батюшка, а ежели невиновны казаки? И то мне доподлинно известно?

Тишайший нахмурился.

– Алешенька, меня эти холопы не волнуют. Мне бы с войной этой разобраться, а ты мне про такие глупости. Да пока Юрий мне сражения выигрывает – пусть хоть всех их перевешает, слова не скажу.

Алексей покосился на Софью. Именно это сестренка ему и предсказала, почти дословно. И ведь был, был разговор с отцом, но тогда предварительно, а сейчас все было сказано открытым текстом… ой, плохо.

– Тятенька, да разве ж можно так…

– Все, Алеша. Не лезь в дела, которые тебе пока не по уму. Юрка предан мне, словно пес, да и сын его, Мишка, добром мне служит. Не касайся того, что тебе не надобно. Лучше расскажи мне, что ты там за игры в мяч придумал в школе своей?

Алексей вздохнул и принялся рассказывать, понимая, что настаивать бесполезно. Визгу будет много, пользы мало, а раз так – к чему?

А игры?

Да все те же. Футбол, баскетбол, волейбол, пионербол, а зимой хоккей. Лучше для мальчишек еще и не придумали ничего. Только названия пришлось давать свои.

Ножный мяч, сетка, корзинка, ледобой…

Чуть подтолкнуть, сформировать команды – и еще как будут гоняться, а заодно и свою физическую форму подтянут.

Уже поздно вечером, в Коломенском, Алексей проскользнул в покои к сестре.

– Сонь, ты права была. Отец и слушать не захотел.

Софья пожала плечами. Не без того. Казаки были им списаны в расход, она и сама так поступала, только вот сейчас Долгоруков ей и даром не нужен был, а вот казаки – позарез. Вывод напрашивался сам собой.

– Подожди. Вот война закончится, приедет он сюда – и перевернется на нашей улице возок с пряниками.

– А Степан до той поры подождет? А Фрол?

– Куда они денутся. Мы сейчас их единственная надежда, ведь неглупы оба, понимают, что против государства не пойдешь…

– Но попытаться могут…

– А мы попытаемся их удержать.

Софья успокаивала брата, а сама думала, что надо отписать Степану. Он из двоих братьев сильнее, злее и хуже поддается влиянию, ну да ладно. Уломаем. А еще надо поговорить с Ибрагимом.

По ядам он специалист, работа такая. И распознать, и вылечить, и сделать.

Ей сейчас последнее нужно больше всего.

Не резать же ножичком воеводу? Никак нельзя. Но и спускать такие радости жизни она ему не собирается. Тем более, если она все правильно просчитала – через год-полтора он дома и будет, с победой. Или тем, что называется победой.

Лешка наконец наговорился и выскользнул за дверь. Софья сидела в позе лотоса и размышляла.

Донесения с фронта выдались паршивыми, и другого слова им подобрать было нельзя.

Почему были казнены казаки, и что вообще скрывалось за всеми этими радостями?

А вот что. Когда Долгоруков прибыл на фронт, он начал всех строить и пинать. Армия зашевелилась и принялась гонять поляков. Одержали несколько побед, и кое-какие вполне убедительные. Ян Казимир Ваза, его величество, отлично понимая, что если так будет и дальше, его просто свергнут, решил сделать ход конем. Договориться с Долгоруковым, чтобы происходили не битвы, а баталии. То есть не сражения, а заранее расписанные стычки. Потом Россия полупобедит-полупроиграет, заключат мир… ну не тянула Речь Посполитая на такую долгую войну, не тянула! И Ян отлично понимал, что еще года три – и его свои же зароют.

Дураком означенный король отнюдь не был.

Послал гонца договориться с Юриком – общий язык они нашли, а казаками решили пожертвовать, как разменной монеткой. И почему-то Ивану Разину это не понравилось.

Да, никто его не оповещал. Но…

Юрий Долгоруков, как настоящий князь, не мог приехать на войну без обоза. И оказалась в нем одна очень красивая холопка с приятным голосом. Очень уж любил старый черт, когда та ему по вечерам Библию вслух читала. И только Библию, а то ж! Как вы могли подумать что-то еще, он же до блуда никогда не опустится, правда?

Благородному князю невместно!

А вот холопке… захотелось девушке, чтобы ее талант чтицы оценил и молодой красивый казак. Ну и…

Казак-то оценил, от нее и узнали о планах Юрки. Иван-то надеялся все уладить миром, но куда там! Князь пошел в амбицию, сначала не отпустил их на зимние квартиры, а потом…

Потом и история с девицей раскрылась. Долгоруков рогов не простил. Девку отдали обозникам, князю нашли новую чтицу, а казаки попали как кур в ощип.

Иван решил бежать. Их и так собирались разменять, так чего терять? Все-таки отношение к казакам было… своеобразное. Вроде бы и православные, а все ж не свои, ой, не свои…

Так вроде и предать их не за грех.

С бегством же… могло повезти. Могло – не повезти. А если может, то и не везет и не едет.

Теперь, по логике вещей, можно было ждать пары побед от Долгорукова, пары побед от Яна Казимира – и предложения перемирия. Там Ежи Любомирский воду хорошо помутил, остальная шляхта поняла, что они здесь тоже не хвост собачий, Вишневецкие, Собеские, еще кое-кто…

Одним словом, казаки пошли разменной монеткой, от чужих ушли, а свои их и догнали…

Это Софья и объяснила Фролу. Точнее, объяснял Алексей. А вот Степану Софья собиралась писать сама, пусть Лешка подпишет…

От размышлений ее отвлекла скрипнувшая дверь.

– Кто там?

– Сидишь, выскочка?

Софья пригляделась к ночной гостье и без особого удивления узнала в ней царевну Марфу. Ну, тут все ясно. Татьяна уехала, ее не берут, одиноко, тоскливо, заняться нечем, мозгов не хватает, зато дури и злости – выше ушей. Да и возраст такой… тринадцать лет, это в двадцать первом веке сопливое детство, а здесь уже вполне себе юность. Замуж выдавать можно, да не выдадут, вот и бесится девка. А вот что с ней делать?