Читать книгу "Жнецы страданий - Екатерина Казакова"

– Охотница, которая меня вывела, сказала, что она – моя сестра.

Муж вскинулся, пристально глядя в глаза жены.

– Сестра?

– Дивен… – Она поудобнее перехватила младенца. – Я знаю, мы все были людьми. Раньше. Почему мы ничего не помним? Я не узнала ее. Она… она страшная. Ты бы видел, какие мертвые у нее глаза… Как два пересохших колодца. Когда смотришь и понять не можешь, что там. В них даже на донышке души не видать. И она отпустила нас. Ты бы видел, как она парня того приложила… Дивен, ее не убьют за то, что она сделала?

– Не знаю, – вздохнул он, о чем-то размышляя. – Я знаю лишь одно – нам нужно торопиться. Я не смогу прокормить Стаю теперь, когда есть еще один ребенок. Моего Дара не хватит, я и так отдаю все до капли, и видишь, к чему это привело?

Женщина часто закивала.

– Спи. Завтра нам всю ночь идти. Спи, родная. – Он ласково поцеловал ее в лоб.

Уже устраиваясь спать на пахнущих смолой еловых ветках, Слада успела заметить, как задумчив сделался муж.

– Дивен…

– Что?

– Она назвала меня Зорянкой. Это было мое имя, до того, как…

– Да.

– А почему же… – Она не договорила, понимая, что ему не нужно объяснять.

– Потому что я не знал твоего имени. И имен остальных тоже не знал. Если хочешь, буду звать тебя так.

– Нет. – Она покачала головой. – Не надо. А свое имя ты помнишь?

– Помню. Я все помню.

Она хотела спросить, как его звали, но отчего-то побоялась, потому что видела, как осунулось от воспоминаний лицо мужа. Дар, что жил в нем, позволял многое, но и ко многому принуждал. А Слада не была уверена, так ли это хорошо, помнить свою жизнь до того, как стал Ходящим.

Снова всплыли в памяти полные ненависти и гнева глаза охотницы, назвавшей себя ее сестрой. И ее обещание убить при следующей встрече. Вспомнились обережники, которые пленили ее – одичавшую – возле деревни. Нет. Слада не хотела знать свою прежнюю жизнь, потому что очень возможно, что тогда она ненавидела бы себя нынешнюю с такой же силой, с какой ненавидели ее эти люди.

А она не считала, что заслуживает ненависти. Ни она, ни ее муж. И никто из ее Стаи. Потому что за всю свою жизнь Слада ни разу не убила ни одного человека.

13

Тамир торопливо шел по темному коридору в покойницкую. Ночь обещала быть тихой. Донатос уже несколько дней как уехал из Цитадели. Наступившая весна обязывала креффа уходить на поиски новых выучей. Даже Клесх и тот не возвратился еще. Разогнав оборотней, отправил в крепость Фебра, а сам из Встрешниковых Хлябей тронулся в путь.

Одним словом, наставников в Цитадели осталось чуть да маленько. В основном старики. Им помогали несколько креффов, которые не ездили по городам и весям из-за ущербности – одноглазый Ихтор да Ольст, что несколько лет назад сломал ногу, повредил колено и с той поры не мог долго находиться в седле. Ну и, конечно, Нэд.

В отсутствие наставников послушание по обучению легло на старших послушников, которых еще не распустили по сторожевым тройкам.

Крепость как-то затихла, и все, кроме разве что первогодков, вздохнули свободнее. Без строгих креффов жилось вольготнее. Главное – не дурить. Старшие в основном занимались с самыми слабыми. Фебр вон постоянно таскал Лесану в чащу при Цитадели и гонял ее там до полного изнеможения. А вот Велеш к Тамиру не цеплялся – давал положенное наставление и не стоял мрачной тенью. Видать, помнил еще ранние годы своего ученичества.

И вот теперь Тамир, пользуясь тем, что никто не возлагает на него всевозможных оброков, спешил в покойницкую – сделать давно задуманное. Парень хотел поднять одного из усопших и попытаться поговорить с ним. Вдруг получится? Ну а коли не выйдет ничего, так мертвецу от этого хуже не будет. Любопытство же снедало. Конечно, можно было бы дождаться Донатоса и подступиться к нему с расспросами, но Тамир помнил, что крефф не видел навьих тогда, в деревне. Еще запишет выученика в скаженные и проходу не даст своими издевками. Нет, уж лучше самому попытаться. Тем более иной раз парню и впрямь все случившееся казалось собственной выдумкой. Слишком уж невероятно это было.

– Куда прешь, лось сохатый? Что, бабку не видишь? Глаза-то протри бесстыжие! – Откуда-то из-под ног выкатилась Нурлиса и погрозила кулаком.

Послушник отшатнулся, недоумевая, как сварливая карга сумела появиться столь внезапно. Будто из воздуха.

– Что молчишь, орясина? – подступала к нему старая.

– Прости, бабушка. – Выуч попытался обойти «бабушку» по крутой дуге, но та с удивительной для ее кривых ног резвостью преградила ему путь.

– Какая я тебе бабушка, мордоворот! Бабкой тебе коза безрогая приходится! – уперла руки в бока сварливая хрычовка.

– Некогда мне с тобой брехаться, – терпеливо ответил молодой обережник, – дай пройти.

– Пройти-и-и… Куда ж это ты торопишься? Вот только не бреши, будто на выучку, знаю я, что труповода твоего в Цитадели нет. А ну, говори, куда идешь?! Поди, гадость какую измыслил?

И старуха наступала на парня, исполненная решимости раскусить его подлую задумку.

– Да ничего я не измыслил! – рявкнул Тамир так, что под сводами каземата разнеслось гулкое эхо. – В покойницкую я иду!

– В покойницкую? – Нурлиса схватила парня за грудки. – Ежели опять тухлятину какую рогатую приволок да поднять собрался, так и знай – все Нэду расскажу. У-у-у, проклятое семя! Одна досада от вас. Чего тебе с живыми-то не сидится? Нет, прется к своим мертвякам…

Плечи Тамира поникли. Бабка, сама того не зная, нажала на самое больное.

– Тошно мне с живыми, – тихо сказал он. – И говорить с ними не о чем. С мертвыми проще.

И замолчал, отводя глаза.

Хватка сухих старческих рук на одеже ослабла. Нурлиса отступила от парня и сказала негромко:

– А ты со мной поговори. Я такая старая… почти что мертвая. Да и ты не червь могильный. Нельзя молодому парню изо дня в день только с трупами якшаться.

Ученик колдуна пожал плечами.

– Мертвецы поболе людей ведают. И не насмехаются. И предать не могут.

В словах парня прозвучало столько горечи, что бабка покачала головой.

– Если что мертвецы и ведают, так с живыми этим не делятся, – проскрипела старуха. – А сам ты не загнулся пока, чтобы с навью беседы вести.

– То-то и дело, что не загнулся, а они…

И Тамир прикусил язык, сам не понимая, как едва не сболтнул сварливой карге то, о чем и думал иной раз с оглядкой.

– Чего сказал? – Старая приложила к уху ладонь. – А?

– Ничего, дай пройти, – буркнул парень и заторопился.

Но бабка вновь оказалась проворней. Забежав вперед, она схватила послушника за руку, да так, что тот диву дался – сколько силы оказалось в сухой холодной ладони.