Читать книгу "Охота на Уршада - Виталий Сертаков"

— Вытяни руки, дом Саади… ты можешь удариться!

Возглас перевертыша прозвучал очень вовремя. Тьма сменила свет, в ноздри ударил запах гари, тело в мгновение ока обрело вес. Рахмани успел сжаться в комок за миг до удара. Он выпал из потолка в каком-то мрачном, загаженном помещении и с размаху грохнулся об пол. К счастью, руки и ноги погрузились на палец в слой остывающей золы. По спине снова больно ударили клетка и мешки с поклажей.

Он был свободен.

36

Уруми Вищаль

— Знаешь, что это? — Я показала мальчику шею, и он предсказуемо отпрыгнул.

Это было чертовски смешно. В наше время не часто встретишь человека, который хотя бы раз не видел кольчужного аспида. Новорожденного змееныша я таскала на себе и кормила молоком весь месяц Сева, пока не убедилась, что он принимает меня за мать. И я брала его с собой на четвертую твердь, чтобы не отвык от хозяйки. Такова уж их судьба — влюбляться навсегда в тех, кто их выносил из яйца, под мышкой. Конечно, иногда змееныши кусают хозяев, и тогда счет идет на минуты, удастся или нет быстро проглотить противоядие.

— Их разводят только в Горном Хибре, для защиты от кровососов. — Я нежно погладила малыша по теплому капюшону. Аспид сверкнул язычком и снова задремал.

— Ты… ты хочешь напустить его на?..

— О, нет. Кольчужный аспид слишком мне дорог. Кроме того, их не воспитывают для нападения. Для нападения хорош сиамский крейт. Зато с аспидом на шее можно не опасаться алчных упырей.

По гребню стены, лязгая железом, прошли часовые. Я схватила Ромашку за ворот и втащила в узкую щель между телег. В ноздри ударила смесь пряных ароматов. Палестинцы в огромных количествах везли тмин, шафран, нард и крокус. Соседняя повозка была доверху нагружена миртом. Неподалеку гомонили у костра неугомонные италики. Эти насквозь пропахли оливковым маслом. Сонные быки всхрапывали и жевали сено.

— Они так опасны? Ты говоришь о летучих мышах?

Толик Ромашка не прекращал меня веселить. Мы пролезли под повозками и юркнули в наше временное пристанище, узкую комнатушку на задворках резиденции. Смешная моя судьба не переставала меня удивлять. Я могла купить весь этот дом, с террасами и фонтанами, но ютилась в конуре у псарни. Анатолий разжег огонь и добавил зерен в курильницу. За стенкой пьяно смеялись соседи, это отдыхали от трудов слуги сегуна. Где-то плакал ребенок.

— Когда-нибудь, Анатолий, я покажу тебе этих мышей. Даже с выбитыми зубами и вырванными когтями они кидаются на всех, в ком течет горячая кровь. К счастью, они водятся только в Соленых скалах. Там привыкли каждый вечер развешивать ядовитые сети над дворами… Когда мы попадем на Хибр, я куплю для тебя яйцо аспида… А теперь нагни голову.

— Ты хочешь оставить его мне? — Ромашка напрягся, точно его уже укусили.

— Он тебе нужнее. Не бойся, я приказала ему охранять тебя. Расшнуруй ворот.

Аспид поворочался немного, привыкая к новому человеку. Ромашка застыл столбом, боясь вдохнуть глоток воздуха.

— Домина, я виноват… Кажется, когда началась драка с этими… викингами, я потерял меч и арбалет. Я забыл их там, у шатра.

— Забудь. Все, что происходит, — решено не нами. И запомни: дырявую лодку можно пустить на костер. Подай мне кожаный мешок.

— У нас говорят — «нет худа без добра», — вздохнул Толик.

— Пифия проснулась во дворце, — сообщила из своего укрытия Кеа. — Пока она спокойна, ее третье око спит. Но если ее что-то взволнует…

— Постараемся ее не волновать.

Анатолий справился с завязками мешка.

— Дай мне это… Осторожно, не трогай ремни!

По стене заплясали отсветы факелов. По мощеной мостовой шагом проехал конный патруль. Из дверей игорного дома повалили пьяные. Полотнище на узкой двери нашего жилища заколыхалось.

— Что это?!

— Это уруми вищаль… Осторожно развязывай, ты можешь отрезать себе кисти.

— Гибкий меч! — ахнул Толик, когда до его неторопливых мозгов дошло, что же именно он держит в руках.

— Помоги мне опоясаться… нет, не так. Держи лезвие рукавицей, а я буду поворачиваться… Помнишь, ты возмущался, почему я предпочитаю школы страны Бамбука? Когда ты прекратишь изумляться всякой очевидной вещи, когда освоишь мантры, тогда, вероятно, сумеешь стать достойным воином. То, чем заняты желтокожие мастера в школе Хрустального ручья, известно в стране Вед уже тысячи лет. Я сказала, что тебе надо освоить искусство занимать обе руки. В стране Вед это мастерство называется Иратта Валь, и было известно мастерам за сотню поколений до того, как в стране Бамбука научились ковать железо. А вот это, твое любимое… называется гхадхам, тяжелый двуручный меч. Ваш любимый спадон родился на двести поколений позже.

— Тогда зачем ты вообще говорила о яп… о стране Бамбука? И зачем учила меня их приемам?

Я закрепила лезвие уруми бронзовой фибулой, поправила верхнюю рубаху.

— Потому что у нас мало времени. Ты не освоишь даже начальные мантры. Теперь дай мне тот мешок. Чего ты онемел? Ты не видел женской груди?

— Видел, но… извини. Я никогда не встречал таких татуировок. А зачем мне мантры?

Я только вздохнула.

Как я могла объяснить этому наивному, доверчивому человеку, что есть знания, обладание которыми не приносит ничего, кроме бед? Даже мой уснувший супруг Зоран и мой любимый ловец Тьмы Рахмани не имели представления о том, что я делала в стране Каналов, называемой еще Южной Кералой или землей кшатриев! Ведь приемы древнего искусства подарил кшатриям сам Шива Натараджа. Он собрал мудрость войны в четырех ведах и развил эту мудрость до шестидесяти четырех ветвей. Ко многим из этих ветвей можно прикоснуться лишь в тайных заколдованных мандирах, а чтобы изучить все — не хватит жизни.

Мудрые Красные волчицы отправляли меня к старцам Кералы не однажды, в нежном возрасте, до того, как сослать девочек в страну торгутов. Я плохо помню, как текли дни, помню лишь суровое лицо моего ашана, словно вырезанное из красного дерева, и его худые, изрезанные шрамами голени, которые надлежало целовать каждое утро перед занятиями. Ашан принадлежал к почтенному роду браминов, посвятивших себя темной богине Кали. Ашан учил детей Калари-паятту, и его отец учил, и прадед его прадеда занимался только этим. Глупый Толик Ромашка спрашивал меня, отчего я ссылаюсь на мастеров страны Бамбука, а не на истинных мастеров боя? Как объяснить ему, что настоящий кшатрий никогда не стремится к драке, что для кшатрия любая драка, в которую он ввязался, это уже поражение, и неважно, что все враги будут убиты… Совсем не так рассуждают мастера Хрустального ручья, ведь для них главная доблесть — это честь в бою…

Так повторял мой ашан, повторял ежедневно, пока не стало казаться, что слова его и молчание, и поклонение статуям божеств, рассевшихся вокруг бойцовской арены, — это главное в учении Калари, а вовсе не навыки схватки.