Читать книгу "Невинность - Дин Кунц"

И, возможно, моя внешность может сыграть мне на руку. Охотник выразил свое отвращение, крикнув: «Выродок!» Но я также увидел ужас в синем глазу, когда мы увидели другу друга через канал в известняке. В какой-то момент страх мог взять верх над желанием убить меня, и он повернул бы назад.

Когда я поднимался по заросшему лесом склону, яркость осеннего наряда деревьев чуть померкла, а пятна солнечного света исчезли с земли. Всмотревшись сквозь переплетенные ветви, я увидел, что серые облака наплыли с востока и поглотили утреннее солнце. Облачное прикрытие работало на меня, потому что тень затрудняла охотнику поиск моих следов.

Лес закончился на гребне, а дальше лежал широкий луг, в дальнем конце которого стояла пара лачуг: одноэтажный дом без единого целого окна и в облупившейся краске на стенах и, похоже, конюшня с просевшей крышей. Несколько секций изгороди еще стояли, но по большей части она упала в золотистую, доходившую до колен траву, которая едва покачивалась, напоминая водоросли, шевелящиеся под воздействием придонного течения. Если бы я пошел через луг, то мои следы выделялись бы на траве, словно помеченные яркой флуоресцирующей краской.

Под прикрытием леса я побежал вдоль луга, отдавая себе отчет, что охотник может в любой момент появиться на опушке. Сначала хотел возвращаться домой, описав в лесу широкий полукруг, но, добравшись до лачуг и обойдя их, обнаружил, что высокая трава уступила место короткой высохшей спутанной осоке, предполагавшей, что эту часть луга в свое время отличал избыток влаги, но потом вода по каким-то причинам ушла. Слежавшаяся сухая осока напоминала японский татами, и я сомневался, что на ней останутся какие-то следы. Я уже выбивался из сил, не знал, сколько еще смогу бежать через лес, поэтому импульсивно направился к дому.

Просевшие ступени лестницы, ведущей на заднее крыльцо, протестующе заскрипели, и несколько ласточек выпорхнули из своих гнезд, прилепившихся под навесом крыши, взвились в небо, а потом опустились на ржавую жестяную крышу. Дверь на кухню давно вышибли. Я вошел в темный дом, рассчитывая найти надежный тайник.

Даже новенький и покрашенный, когда в нем жили люди, дом наверняка выглядел скромно. Но его давно забросили, и теперь половицы скрипели и стонали при каждом моем шаге, хотя и не проваливались подо мной. Если бы я остался в одной из комнат, то они, стоило бы мне шевельнуться, сразу бы выдали место, где я нахожусь.

В гостиную серый свет дня вливался в разбитые окна и широкий проем, который ранее закрывала парадная дверь. Я едва не провалился в дыру, образовавшуюся на месте вырванной половицы. Дом построили над землей, на сваях, возможно, потому, что при продолжительных ливнях эту часть луга заливало водой, под полом находилось замкнутое пространство высотой примерно в два фута.

Дом предлагал меньше тайников, чем я надеялся, и я уже собирался ретироваться, когда через окно увидел охотника, который шел по краю леса, обходя луг, точно так же, как я. Мне не оставалось ничего другого, как прятаться. И убежище я мог найти только под полом.

Половицы шириной в двенадцать дюймов под ногами ходили ходуном, потому что гвозди, которыми их прибили к лагам, проржавели и уже не держали их. У восточной стены комнаты я приподнял и раздвинул две половицы, протиснулся в зазор, который вел в мир пауков, сороконожек и им подобных. Первую половицу вернул на место без особых усилий. Со второй пришлось повозиться подольше, потому что двенадцатидюймовая щель затрудняла движения, но все-таки мне удалось сдвинуть ее. Потом я затих, лежа на спине в темноте, и внезапно в голову пришла мысль, что я своими руками соорудил себе гроб.

5

Под диким местом понимают большой участок леса или джунглей, куда не ступала нога человека. Или часть пустыни, такую сухую, что там не будут расти даже кактусы. Или континент льда и снега. Подпол маленького дома никак на дикое место в общепринятом смысле этого понятия не тянул, но я нашел, что он такой же непривлекательный и безрадостный, как далекая Антарктида.

Тусклый серый свет проходил в подпол только в дальней от меня части комнаты, где отсутствовала половица. Я повернул голову, чтобы под лагами посмотреть в том направлении, и бледный свет формой напоминал кокон человеческих размеров. Я знал, что быть такого не может, но, когда присмотрелся, подумал, что действительно вижу что-то сплетенное, причем плотно, а внутри какая-то светящаяся и полупрозрачная форма заканчивала трансформацию, готовясь к рождению. Воображение способно на многое, если дать ему волю, одна странность будет сменять другую, и можно загнать себя далеко-далеко, даже в безумие.

Я отвернулся от далекого света и уставился в необработанную, шершавую половицу в нескольких дюймах от моего лица, хотя в темноте и не мог ее видеть. Ждал и надеялся, что охотник сочтет заброшенные здания слишком очевидным и слишком маленьким местом, где я мог бы попытаться найти убежище.

В глубине дома скрипнула доска: он поднялся на крыльцо. Продвигался медленно, старался не шуметь, но искривленные и растрескивавшиеся половицы выдавали его. Когда он вошел в гостиную, половицы не заскрипели, а застонали, подтверждая, что охотник – мужчина крупный.

Дойдя до середины, он остановился и замер. Не переминался с ноги на ногу, поэтому тишина установилась полнейшая. Понимая, что он пытается услышать издаваемые мной звуки, я дышал неглубоко и только через рот, влажный воздух пахнул плесенью и гнилью, от этой вони меня мутило, но я держался.

Через минуту он удивил меня, и тем, что заговорил, и словами, которые слетали с губ:

– В пятнадцать лет я уже толкал на улице и мет, и пи-си-пи, и «марки», работал на одного мерзавца, которого звали Делиханти. Это была война, в этом бизнесе война идет постоянно, и два парня подловили меня в темном проулке, собираясь избить до полусмерти, забрать мой товар, дав тем самым понять Делиханти, кто на улице хозяин. Я убил их обоих. Убил, отрезал уши, принес Делиханти. Он меня повысил. Убийство ничего не значило, ничего, за исключением одного: ты продвигался вверх в иерархии организации и жил куда как лучше.

Он говорил не сам с собой. Его слова предназначались мне, он знал, что я прячусь где-то рядом, и поскольку спрятаться я мог только в одном месте, он не сомневался, что я где-то под полом.

Насколько я знал, выбраться я мог, только отодвинув половицу. Если существовала панель на петлях или сдвижная дверца по периметру дома, то я не смог бы добраться до нее: не пролез бы под лагами. Даже для того, чтобы ползти, места было немного, а я не мог и шевельнуться. Услышав хоть один звук, охотник открыл бы огонь и с такого расстояния не промахнулся бы.

– Я давно перестал считать людей, которых отправил на тот свет, – продолжил он. – Некоторых мне приказывали убить, других я убивал по необходимости, третьих – потому что они не нравились лично мне. Но, так или иначе, все делалось ради денег, чтобы взять их у кого-то или гарантировать, что их не возьмут у меня. Я не пытался найти оправдание. Не требовалось мне никаких оправданий. Не я сделал мир таким, как он есть. Это жестокий мир, и ты должен делать то, что тебе нужно, если хочешь существовать в нем.