Читать книгу "Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин"

Мы все еще не осознали, что времена, когда люди были вынуждены идти на такие жертвы, давно прошли. Сегодня человечество в состоянии помочь каждому человеку на планете. Однако до сих пор множество детей погибает от голода. Давным-давно открыты и применяются лекарства от считавшихся ранее неизлечимыми болезней — рака, СПИДа, вирусного гепатита, врожденных пороков сердца и головного мозга. Но и сегодня сотни тысяч людей умирают от этих недугов — потому что у них нет доступа ни к квалифицированной медицинской помощи, ни к дорогостоящим лекарствам. И все еще новинки научно-технического прогресса испытываются на населении — зачастую тайно, без ведома людей. Новые пищевые добавки, новые виды приборов, создающих неизвестные излучения, — никто не гарантирован от того, что не станет одним из их испытателей!..

Это не может продолжаться вечно. И не должно. Миру следует выбрать: измениться и существовать дальше — или остаться прежним и погибнуть. Мне хочется сказать это своим товарищам. Но я стискиваю зубы и молчу. Зато Слегин говорит, глядя в пространство:

— Я тут вчера снова просматривал записи телерепортажей про Японию… Советую вам обоим сделать то же самое. Впечатляющий фильмец. Отшибает раз и навсегда охоту задавать вопросы, для чего мы пачкаем руки…

Астратов внезапно встает и щелчком отбрасывает недокуренную сигарету в сторону.

— Извини, Булат, — смущенно бормочет он. — Ты прав. Нервы у меня сдали, вот и расчувствовался, как Волк, проглотивший бабушку Красной Шапочки…

Ладно, проехали. Давайте работать дальше. Что у нас там по плану?..

— Двадцать пять, — странным голосом говорит Слегин.

— Что — двадцать пять? — в один голос спрашиваем мы с Астратовым.

— В нашем распоряжении осталось всего двадцать пять дней, — уточняет мой друг.

Глава 4. ДРАКА ДРУЗЕЙ

Когда возникла необходимость организовать интернат для «взрослых детей», Раскрутка не ломала долго голову и оккупировала один из санаториев примерно в двухстах километрах от столицы. Место было уединенное, в сосновом бору. Требовалось лишь укрепить забор из каменных плит, оборудовать его изнутри и снаружи генераторами «невидимого барьера», не подпускавшего биологические объекты к стене ближе чем на три метра, да установить в разных точках территории и в зданиях камеры скрытого наблюдения.

Территория бывшего санатория была достаточно большой. Помимо пяти четырехэтажных корпусов, административного здания в виде башни и домиков для персонала, имелся пруд с купальней и стилизованным под старину пешеходным мостиком.

Именно там, на берегу этого пруда, я и нахожу нужного мне человека. Он сидит на траве у самой воды и бросает уткам кусочки хлебного мякиша.

Что-то с ним явно происходит в последнее время. Подозрительно, что он даже забросил свой любимый преферанс. Наверное, именно так должен был бы вести себя Дюпон, зная, что до конца света остаются считанные дни.

Засунув руки в карманы шортов, я спускаюсь по пологому склону к сидящему на берегу и буркаю сквозь зубы: «Привет членам общества защиты животных».

Мальчик с бледной, веснушчатой кожей и аккуратной стрижечкой никак не похож на бывшего бригадира строителей, который, в моем представлении, обязательно должен быть багроволиц, щетинист, с прокуренным до хрипоты басом и самодельными наколками на руках.

Тем не менее это он, Чухломин Василий Яковлевич.

Он с неудовольствием косится на меня так, словно я посягнул на самое святое его достояние, а потом изрекает:

— Денек-то сегодня — просто прелесть…

— Да уж, — угрюмо соглашаюсь я, присев на корточки рядом с ним. — Если б еще не эта проклятая жара…

— А ты пойди искупнись, — советует он, продолжая прикармливать водоплавающих. — Сразу легче станет.

— Еще чего! — восклицаю я. — Да я теперь и за миллион в воду не полезу!..

Мое заявление вызывает у Чухломина явный интерес. Он даже про уток временно забывает.

— Э-э, похоже, вода для тебя, Виталька, как для собаки палка, — изрекает он. — Ты случайно в прошлой жизни не утопленником стал?

— Почти…

— Как это — почти? Что, тонул, да откачали?

— Да нет, — сплевываю я на траву. — Просто я погиб в море. От взрыва.

Сегодня надо действовать прямолинейно. Уже нет времени на разные уловки и туманные намеки.

— Да-а-а? — недоверчиво протягивает бывший строитель. — И что же это могло в море взорваться? Ты ж вроде бы не на нефтяном танкере плавал?

— Какой танкер? Я вообще был не моряком, а пассажиром. А корабль взорвался потому, что был заминирован.

— Кем?

— Слушай, бригадир, ну что ты ко мне привязался? Кем-кем… Кто в мирное время взрывает корабли, дома, мосты?

— А-а, — наконец догадывается он. — Террористы, стало быть…

— Они самые.

— Да-а, не повезло тебе, парень.

— Ну, это как сказать. По-моему, тебе, бригадир, не повезло еще больше…

— Ты это о чем?

— Ну как же… Одно дело — когда гибнешь от рук каких-то подонков, да не один, а в компании сотни-другой собратьев по несчастью, и совсем другое — когда на твою башку сверху падает кирпич.

— А, ты это имеешь в виду?.. Ну, вообще-то, я сам был виноват. Если бы каску надел тогда — до сих пор был бы жив-здоров… ну, может, сотрясением мозга отделался бы… А то выпендривался перед мужиками, как индюк — вот господь меня и наказал…

Нет, скорее всего и его придется вычеркнуть из списка кандидатов на роль замаскированного Дюпона. Не походит он на бывшего главаря «Спирали» ни по манере общаться, ни по реакции на мои наживки, на которые мог бы клюнуть настоящий Мостовой… А жаль. Потому что на сегодняшний день в активе у меня остаются он да еще литератор Баринов…

Остальные подозреваемые один за другим отпали за те три дня, которые прошли с момента моего возвращения в Дом. По моей наводке Астратов и его люди тщательно проверили каждого из моих подозреваемых.

И оказалось, что Андрей Горовой, прежде чем поступить на журфак, проучился три года в Международной академии экономики в Амстердаме, откуда был отчислен за серию разоблачительных репортажей в Интернете, вскрывающих махинации руководства этого элитного вуза с целью сокрытия налогов.

Наконец-то отыскался жених Ани Цвылевой, и Астратов со Слегиным долго ломали голову, пытаясь решить, стоит ли ей сообщать об этом. Дело осложнялось тем, что в своем нынешнем облике это был китайский мальчик, не ставший «невозвращенцем». В конце концов, здравый смысл «раскрутчиков» возобладал над романтикой. Оставление Виталия в теле ребенка повлекло бы за собой массу проблем по вывозу его из Китая, а в итоге что?.. Соединение двух любящих сердец и пылкая любовь пятилетних одуванчиков, обреченная на платоничность?.. А потом еще следи за ними, чтобы им в голову не пришло переспать друг с другом? Да и где гарантия того, что бывшие молодожены не охладеют друг к другу, увидев предмет своей страсти в нынешнем обличье?..