Читать книгу "Тибо, или Потерянный Крест - Жюльетта Бенцони"

— Я — племянник султана! — выкрикнул воин в роскошных доспехах. — Отдай мне этот славный меч! Мы не хотим убивать такого доблестного воина, как ты.

— Хочешь его получить — попробуй взять сам! Жак де Майи бросился на врага и минуту спустя упал, пронзенный множеством стрел[72], а Жерар де Ридфор тем временем продолжал скакать во весь опор прочь. Роже де Мулен и все его люди были убиты. Смерти избежали лишь трое тамплиеров, считая Ридфора и Балиана д'Ибелина. Именно ему Тибо был обязан жизнью: он сражался на краю поля битвы и только что был ранен в лицо, когда Балиан молнией примчался к нему, схватил его коня за повод и увлек за собой на дорогу, ведущую в Назарет.

Убедившись в том, что они вне опасности, сеньор д'Ибелин остановился у воды: надо было умыть залитое кровью лицо Тибо. К счастью, «нос» шлема заставил наконечник стрелы отклониться, и, хотя рыцарь был оглушен, рана оказалась неглубокой.

— Ничего страшного, отделаетесь шрамом! — заметил Балиан, останавливая кровь куском ткани, оторванным от красно-белой куфии, которая защищала его шлем от солнечного жара.

— Почему вы меня спасли? Конечно же, я очень вам благодарен, но...

— ...но не слишком этому рады? Ничего не поделаешь! Что касается причин моего поступка — могу объяснить: я сделал это из чистого любопытства!

— Из любопытства?

— Вот именно! Я хотел узнать, с чего это вдруг вы решили стать тамплиером. Неужели тому причиной — горе из-за смерти короля? Я знаю, как вы его любили, но, друг мой, смерть стала для него избавлением...

— Я и сам это знаю, и причина не в этом. Я вступил и Орден тамплиеров не потому, что Господь меня прижал, и не от отчаяния, а просто для того, чтобы спасти жизнь, которой тем не менее, как вы видите, не слишком дорожу. Адам Пелликорн пришел за мной, когда я плакал у могилы моего возлюбленного господина!

И Тибо рассказал ему о том, как все произошло: как ближайшее окружение Бодуэна внезапно оказалось под угрозой, не забыл упомянуть и о странной истории с лепрозорием.

— Ах вот оно что! Госпожа Изабелла, которая сейчас у нас в Наблусе, очень беспокоилась об Ариане, когда умер король. И моя жена тоже, потому что они очень привязались к этой девушке.

Балиан почти небрежно упомянул об Изабелле только для того, чтобы проверить, подействует ли как-нибудь на тамплиера это имя; и в самом деле, Тибо отвел потемневшие глаза, но не произнес ни слова, и тогда барон, решив припереть его к стенке, добавил:

— Кстати, насчет Изабеллы, слышали ли вы о ее болезни? Из-за нее-то она и не вернулась в Крак. И мы очень обеспокоены.

— Значит, она так тяжело больна?

Тревогу Тибо выдал его голос, мгновенно охрипший, и теперь Балиан понял, как ему держаться.

— И да, и нет. Страдает ее душа, а это сказывается на общем состоянии. Надо понять Изабеллу: нелегко, родившись дочерью короля, сознавать, что соединила свою судьбу с трусом.

— Вы меня успокоили: страдает ее гордость, но время ее исцелит. Госпожа Изабелла так сильно любит своего мужа, что в конце концов простит его. И потом, Моав далеко, а Крак — неприступная крепость, ее можно взять только с помощью предательства. Там, должно быть, можно жить, не слыша ни о чем, что творится в мире.

Балиан не удержался от смеха.

— Вы какой-то приют отшельника описываете, друг мой! А вот мне всегда казалось, что замок, где правит сеньор Рено Шатильонский, не может быть похож на него. Что же касается этой великой любви, я не уверен, что она по-прежнему сильна. Во всяком случае, так думает моя прекрасная супруга.

Тибо поднял голову и посмотрел спутнику прямо в глаза.

— Что вы хотите этим сказать, мессир Балиан?

— Что вам совершенно незачем было становиться тамплиером, но пути Господни неисповедимы... Однако кони наши уже напились, и нам надо как можно скорее добраться до Тивериады, чтобы сообщить графу Раймунду о том, что произошло.

Однако тот уже обо всем знал. Добравшись до него, Тибо и Балиан застали графа на верхушке самой высокой башни, на том самом месте, с которого Бодуэн с величайшей скорбью смотрел, как горит Брод Иакова, и на мгновение Тибо почудилось, будто история повторяется, потому что и у Раймунда Триполитанского сейчас на глазах блестели слезы. Вот только смотрел он не на горящую крепость, а на всадников-мамелюков, которые скакали к своему лагерю, разбитому на берегу Иордана, потрясая копьями с насаженными на них головами тамплиеров...

— И все это по моей вине! — в отчаянии прошептал он. — Но разве я мог предположить, что в дело вмешается отряд рыцарей?

— Это был не отряд тамплиеров, а посольство, которое отправил к вам король Ги, чтобы попросить вас с ним помириться. Я был в его составе вместе с Рено Сидонским, а кроме того, в него входили магистр Ордена госпитальеров и магистр Ордена тамплиеров, каждого из которых сопровождали по десять рыцарей. Как могли мы подумать, что вы разрешили людям Саладина совершить «мирное» вторжение в Галилею? К тому же, поскольку нас было слишком мало для нападения, мы начали совещаться о том, что следует предпринять, но Жерар де Ридфор распалился, вызвал из Какуна маршала тамплиеров с полусотней рыцарей и, можно сказать, вынудил нас атаковать. Нас было полторы сотни против нескольких тысяч противника!

Смертельно бледный Раймунд побелевшими губами проговорил:

— И что от вас осталось?

— Насколько мне известно, если не считать Ридфора, который бежал, как и предсказал ему Жак де Майи, в живых остались только мы с братом Тибо. Все остальные погибли... смертью храбрых! Но, в конце концов, друг мой, скажите, что означало это внезапное вторжение, которое, по вашим словам, должно было оставаться безобидным? Вы не справились или...

Балиан д'Ибелин умышленно не закончил фразу, зная, что Раймунд его поймет. Кроме того, он был, наверное, единственным человеком, который мог себе позволить задать гордому графу этот дерзкий вопрос, пользуясь тем, что их семьи были связаны узами родства с тех пор, как один из сыновей графини Триполитанской, принцессы Тивериады, женился на его единственной сестре Эрменгарде. И в самом деле, Раймунд закончил за него:

— ...или вы предали королевство?.. Нет, — продолжил он. — Не так давно — как раз перед появлением Саладина! — мы жили в мире с нашими мусульманскими соседями... Я хотел показать, что это еще возможно.

— В мире? В таком случае это был очень относительный мир. Нуреддина нельзя было по-настоящему назвать нашим другом, а еще менее того — его отца, свирепого Зенги! Как бы там ни было, сейчас для вас настало время принять решение... окончательное решение: возвращаетесь ли вы вместе с нами в Иерусалим? Даже если от всего посольства осталось два человека, оно по-прежнему существует, и я его возглавляю!