Читать книгу "Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев"

Глава 30 КАТАСТРОФА

— Володенька, — сказала Лея, и Владимир развернулся к ней вполоборота, осторожно переступив по летящему над шоссе диску, — завтра мы с тобой прокатимся тем же маршрутом, если день будет таким же теплым, чтобы ты не застудился, и ты посмотришь на эти же кулямбы, но в цвету. Сегодня все радуются авансом, а завтра, когда распустятся бутоны, сам воздух станет наркотическим и радостным. Надышавшись маслом женских растений, все будут смеяться, как сумасшедшие, над самой глупой шуткой. Только розовая мужская кулямба не изменяет восприятия, — с легкими нотками зависти в голосе произнесла Лея, — но ее владельцы будут счастливы уже оттого, что она у них есть.

Какое-то время они молча скользили над трассой. Владимиру казалось, будто обратно они возвращаются совсем иным маршрутом — ведь когда они пролетали здесь утром, деревья были вполне земных габаритов. Теперь же Володе представлялось, будто Алиса угостила их с Леей волшебным напитком из Страны Чудес, и они стали игрушечно-маленькими — столь грандиозно смотрелись деревья вокруг.

Лея задумчиво сказала:

— А если все-таки наша кулямба будет розовой в этом году, то мы с тобой получим свою порцию радости, просто проехавшись по этому шоссе. Знаешь, — добавила она, — в прежние годы мы с Тидлой каждый раз путешествовали этим маршрутом, когда цвели деревья, и ты не представляешь себе, как мы с нею смеялись! Это так здорово — заряд бодрости на весь год!

Володя уже сообразил, что аромат белых цветов кулямбы содержит какие-то наркотические вещества, скорее всего подобные тем, что встречаются в земной конопле, а так как Лея принципиально не употребляла никаких наркотиков, то завтра, думалось Владимиру, ему предоставится уникальная возможность вволю повеселиться со своей возлюбленной. Да уж, думал он, если все это действительно так здорово, как она рассказывает, то они не зря прилетели на Анданор!

Впереди показалась изящная полусфера автолетной остановки, проезжая которую Лея сказала о Володиной контузии. Сейчас ее мраморные колонны выглядели игрушенными под исполинскими ветвями осенившего ее дерева. Никогда не знаешь, какой момент в твоей жизни станет поворотным. Особенно если поворот судьбы несет тебе сокрушительные потери или превосходящие силы испытания. Знающие люди говорят, что косвенными признаками приближающейся беды могут стать излишне безмятежная радость и радужные планы на будущее. Не знаю, у кого как, но у Володи все случилось именно по этой схеме. Он, как грудной младенец, в коляске впервые вывезенный в лес, приоткрыв от восторга рот, любовался преобразившимся Анданором, предвкушая завтрашнее веселье, и, поравнявшись с остановкой, сперва даже не заметил того, что затаилось внутри. Это уже более наблюдательная Лея вдруг сказала Володе таким страшным голосом, что у того внутри оборвалось все, что секунду назад пело:

— Останови.

Владимир нажал на кнопку управления своим снеголетом, попутно заглядывая под мраморную крышу остановки. В пяти метрах от них на боку лежал крестьянин, не тот, что утром с улыбкой приветствовал Владимира, но очень похожий на него и по одежде, и по комплекции. Скорее всего сосед или даже родственник. Его плечи и ноги по колено были по-летнему открыты — и оттого зрелище, свидетелями которого стали наши герои, было теперь особенно отталкивающим. Анданорец сильно опух, и его кожа там, где она еще оставалась на теле, имела выраженный синеватый оттенок, будто беднягу жестоко избили. Но это было далеко не самым страшным. Хуже было другое — на руках, лице, груди крестьянина вздулись уродливые кровавые пузыри, какие с куриное яйцо, а какие и с кулак; там же, где они успели я лопнуть, открывалось обнаженное розовое мясо, и можно было даже рассмотреть волокнистую структуру его мускулов. Половина лба и одна щека бедолаги тоже лишились кожи, а там, где была щека, так и вовсе зияла и сквозная дыра в полость рта, через которую видны были белые пеньки зубов. Под телом крестьянина уже натекла целая лужа крови — не менее литра. Если бы не пузыри, Владимир подумал бы, что на несчастного напал какой-то полоумный маньяк, из тех, которым доставляет удовольствие свежевать живого человека. На автобусной остановке стояли, испуганно прижимаясь к стенам, с десяток мужчин, женщин и детей. И вот тут произошло нечто, заставившее Володю покрыться нервной испариной, — кровавое тело анданорца, которое Владимир считал безусловно мертвым, вдруг замотало головой, разбрызгивая на белый пенопласт шоссейного покрытия сочащиеся сгустки опекавшейся уже крови, и тихо завыло, горестно и болезненно. Синие вздувшиеся пальцы принялись ощупывать пол, будто пытаясь найти что-то, так почти слепой от близорукости человек мог бы искать свои очки. Владимира вдруг посетила какая-то неуместная детская мысль, не мысль скорее, а страх что умиравший в муках анданорец ищет его. Мышцы полуживого тела напряглись, что вызвало разрушение стенок еще одного кровавого пузыря на бедре, который с тихим звуком лопнул, обагрив собой шоссе и обнажив волокна мышц крестьянина.

Владимир сообразил, что это, вероятнее всего, инфекция, и сказал вполголоса, чтобы люди, в ступоре продолжавшие стоять на остановке, внимая зрелищу, не слышали земной речи:

— Лея, уйдем отсюда. Это может быть опасно.

И лишь после вспомнил и то, что они стоят на летательных дисках, и то, что диск Леи настроен на следование за его снеголетом. Володя нажал на кнопку, и их летательные аппараты заскользили над не залитой кровью поверхностью шоссе, прочь от чудовищной картины умирания, такой чужой, неправильной, ненужной в такой радостный и счастливый день. Нет, не так — в день, который еще так недавно казался счастливым и радостным…

Перед глазами Владимира, перекрывая роскошные кулямбы, продолжало стоять негромко, но с таким пронзительным чувством воющее лицо все еще живого индакорца. Володя понимал уже, что ему не забыть этого лица до конца дней. Там еще ведь дыра была на щеке, огромная и рваная. И сквозь нее были хорошо видны почти все зубы нижней челюсти. Лучше, чем в фильмах ужасов. Видны были…

— Что это за болезнь? — осторожно спросил Володя Лею. Его уже посетила страшная мысль, подозрение, оказавшееся сколь верным, столь и роковым.

— Такого на Анданоре не было никогда, — медленно выговаривая слова, ответила девушка. Владимир не мог заставить себя заглянуть в лицо жене, а потому и не видел его выражения. — Словно его стингры ободрали, — продолжала таким же пугающе отстраненным голосом Лея. Настолько отстраненным, что Володя испугался, как бы она не подумала о том же, о чем думал он. А Владимиру вспоминался телефончик, оставленный ими на заснеженном холме. Нет, это, разумеется, была лишь версия — мало ли что могло случиться с тем несчастным, но Владимир чувствовал себя так, словно у него из квартиры сбежала кобра, а потом он узнал о внезапной смерти своих соседей. Не радостно было Володе, бесприютно как-то. И это еще очень мягко говоря. Владимир чувствовал, что должен во что бы то ни стало сделать так, чтобы эта версия не пришла Лее в голову — не важно, соответствует она действительности или нет. Ведь если Зубцов и вправду хитростью заставил его провезти на Анданор чудовищную инфекцию, разработанную Сопротивлением, и в телефонном корпусе сработал часовой механизм, выпустивший злобного джинна наружу, то Володя просто не мог представить, на что могла оказаться способной при таком раскладе Лея. Дальше летели молча и быстро — Владимир словно — боялся, что они увидят новых несчастных, поливающих с кровью белоснежную поверхность шоссе. Но ничего такого им больше не встретилось, и вскоре Володя с Леей: — были уже дома. Девушка, бросив лишь беглый взгляд на свою собственную, огромную и, к слову, очень красивую кулямбу, включила по стереовизору круглосуточный медицинский канал. И вот уже на полу их комнаты, корчась, умирала обнаженная девушка, чьи два пупка еще пока были видны на ее развороченном чудовищной болезнью теле. А рядом, из рваной прорехи, уже торчал край ребра. Володя отвернулся, чтобы то ли не стошнит, то ли не заплакать. Он сам не знал, во что могло бы вылиться распиравшее его чувство. Ну да, понял Володя, ведь это отвратительное стереовидение еще и запах генерировало — запах разложившейся крови. Девушка стонала; ее длинные волосы слиплись кровянистыми сосульками, один глаз раздулся кровавым мешком; губы же и щеки пока оставались не тронутыми страшной болезнью. Девушка стонала и двигалась, не в силах переносить запредельных страданий. Прочие же части тела болезнь пощадила куда меньше, чем лицо.