Читать книгу "Ловушка для дураков - Татьяна Моспан"

Она написала Вадиму записку, взяла немного денег на дорогу. Как была, в его куртке и джинсах, кроссовки Вадим купил ей еще раньше, выбежала из дома.

Не успокоилась, пока не села в электричку. Странное дело, в тот же миг чужая воля перестала на нее давить, отпустила ее.

Она смотрела в окно, за которым мелькали остановки. Было странно видеть знакомые станции. Казалось, все это осталось в прошлой жизни и уже никогда не вернется. Оказывается, вернулось.

Она думала о Саше Грабневе и о Вадиме. Она обязательно встретится с ними, только сейчас должна уехать.

Мать с отчимом жили в старом двухэтажном деревянном доме. Если точнее, квартира была полуторакомнатной. К большому помещению, мать называла его залой, лепилась маленькая каморка с окном, расположенным под самым потолком. Мать с отчимом спали в этой комнатенке без дверей, туда как раз помещались кровать и пара стульев.

Когда Людка явилась к вечеру в квартиру, мать онемела, а потом начала орать на весь дом.

Но Людмила изменилась не только внешне. Пройдя страшную школу Сусанны, она закалилась. Теперь она могла дать отпор.

— Ну, наоралась? — нарочно грубо сказала она и, оттеснив от дверей растерявшихся родичей, протиснулась в тесную прихожую.

У матери от такой наглости отвисла челюсть. Раньше на дочь ногой топни, заплачет, а сейчас…

— Это что же это такое! — опять заголосила родительница. Шлялась, шлялась, теперь приехала, нате вам…

Мать здорово изменилась за последнее время. Постарела еще больше, лицо издерганное. В сердце Людмилы шевельнулось что-то, похожее на жалость. В застиранном халатике, плечи ссутулились. Кто теперь скажет, что это была не так давно очень симпатичная стройная женщина? Главное, черты лица у нее стали какими-то мелкими, неприятными. Теперь она была похожа на своего гниду-муженька, который всегда ходил с недовольным выражением лица, как будто все на свете ему были должны.

— Мама! — Людка шагнула к матери, хотелось рассказать ей все, пожаловаться, прижаться к родному человеку. Сейчас она готова была простить ей все: и попреки, и крики, и несправедливое отношение.

Мать поняла это по-своему, шарахнулась от дочери в сторону и завопила:

— А-а, про мать теперь вспомнила, жрать нечего стало, вот и приехала, а зачем ты мне нужна? Дом бабкин без твоего согласия я продать не могу, а ты, паскуда…

Людка устало прислонилась к стене.

— Я переночую у вас, поздно уже, завтра что-нибудь придумаю.

— А? Видал? — обратилась мать к мужу, который стоял рядом. Придумает она что-то, видите ли. Ждала я тебя, ждала? Ишь принцесса какая приехала!

— Господи! Неужели ты за всю свою жизнь еще не наоралась? Сказала, переночую здесь, потом в бабушкином доме жить стану.

Мать размахнулась и влепила ей пощечину.

Кровь прихлынула к лицу, но Людмила уже научилась сдерживать себя. Раньше она готова была ночевать на холодной скамейке, в подъезде, где угодно, только бы родственничков не видеть.

— Будешь орать, дом без моего согласия не продашь.

— Да я…

— Сожгу, а вам не достанется.

Мать подавилась криком.

— Что ты на самом деле разоралась, — подал голос отчим. — Пусть переночует. Не под забором же ей спать.

— А по мне хоть на помойке! Не дам ей постель чистую, пусть на коврике, как собака, валяется.

— Ладно, пусть на коврике. — Людка уже снимала кроссовки, потом прошла в комнату.

Здесь ничего не изменилось. Она медленно обводила глазами залу. И стоило всю жизнь рваться, чтобы заработать денег на покупку этого барахла!

— Что, не нравится? — мать следила за ней взглядом.

— Я очень устала, посплю немного.

Поесть ей не предложили.

Спала она крепко, но чутко. Ночью проснулась и услышала, что в каморке разговаривают.

— Ты не тирань ее, — тихо учил отчим. — Надо дом бабкин продать, без ее подписи не обойдешься.

— А если не захочет?

— Уговори, ты мать.

— Мать! Видишь, как она со мной разговаривать научилась? Меньше года до совершеннолетия осталось, и тогда сама все решит. Ее еще старуха соседка мутит, стерва старая.

— Не сказала, где была все это время?

— Черт ее знает. Спрашивала, молчит. Не изработалась.

— Ты к ней завтра как-нибудь подойди, — продолжал наставлять отчим. — За дом деньги хорошие дают. Я опять недавно покупателя видел. Квартиру мы и так, и этак получим, наши дома под снос идут, а там деньги светят.

— Подойду, — вздыхала мать.

Людка лежала и молча плакала. Приехала к родственничкам. Вдруг слезы сами собой высохли. А на что она надеялась? Что ее встретят с распростертыми объятиями? Как бы не так. Мать, живя с этим ублюдком, совсем образ человеческий потеряла. Раньше хоть какое-то слово доброе от нее услыщишь. Ну их, хуже чужих! Одна бабушка у нее была. Завтра к ней на кладбище сходит. Засыпая, она думала про Сашу и Вадима. Ей стало тоскливо и неуютно.

Утром ее ожидал новый скандал.

Мать сидела в тесной кухоньке и пила чай.

— Иди, пока горячий, — позвала она дочь.

Людмила быстро умылась и привела себя в порядок, мать так и не дала постельного белья. Она уже отвыкла спать в одежде, тело с непривычки ныло.

За чаем мать начала атаку прямо с места в карьер, опять заговорила о продаже дома.

— Нам уже ничего не светит, — завела она жалобным голосом и подперла голову ладонью. — Самим о себе приходится заботиться, а ты молодая, устроишься, замуж выйдешь.

— Кто же меня возьмет, если я и проститутка, и зараза, и тварь подзаборная? — невинно спросила Людмила. — Бабушка мне дом обещала завещать, да не успела.

Мать завелась с пол-оборота.

— А-а-а… — завизжала она.

Людка со стуком поставила жидкий стакан чаю на стол.

— Господи, как же вы мне надоели! Твой кобель еще не всех баб перетрахал? — наглым голосом спросила она. Раньше такие слова наедине вымолвить бы постеснялась. — Я когда уезжала, мне соседка Валька хвасталась…

Мать чуть удар не хватил.

Людка быстро накинула куртку и выскочила из квартиры от греха подальше.

Она шла и плакала. Очень хотелось есть. Она дрянь, дрянь, специально мать из себя вывела, ничего ей Валька тогда не говорила. Про нее и так весь город знал, что подстилка, под любого подлезет, кто стакан нальет. Плакала Людмила с наслаждением. Эти слезы как бы оплакивали ее прежнюю жизнь. Она сейчас чувствовала себя сильной, а не убогой уродиной, как считала раньше. Она многому научилась. И быть жесткой тоже.

Вспомнился случай, услышанный в то время, когда скиталась по вокзалам. Его рассказала одна из товарок.