Читать книгу "Рейх. История германской империи - Борис Соколов"

Эрих Кох (1896–1986) – деятель НСДАП и Третьего рейха

Следующими по шкале шли уже собственно «арийские народы». Этой чести из населения СССР удостоились только эстонцы, латыши, казаки, татары Крыма и Поволжья, калмыки, осетины, ингуши, чеченцы и ряд других народов Северного Кавказа и Закавказья. Они в перспективе подлежали германизации и должны были составить единую общность с германским народом. Пока же их представители пользовались преимуществом при назначении на административные должности не только в своих странах, но и на всех оккупированных советских территориях и могли беспрепятственно служить в боевых формированиях вермахта и СС.

За пределами СССР к «арийским народам» относили французов, итальянцев, испанцев, португальцев, венгров, греков, румын, словаков, болгар, сербов, словенцев, турок и некоторых других. При этом итальянцы, венгры, румыны, словаки, хорваты и болгары считались особыми, «союзными народами», что повышало их статус и с точки зрения расовой теории.

Далее следовали «германские народы»: датчане, норвежцы, голландцы, фламандцы, валлоны, чехи, англичане, ирландцы, шведы, финны. Их предполагалось в первую очередь использовать для колонизации «восточных территорий».

Наконец, на самой вершине пирамиды, перед собственно немцами, находились «фольксдойче» (народные немцы) – лица немецкой национальности, проживавшие на советской территории, а также в Польше. Они занимали нередко высшие административные посты, служили переводчиками в немецких оккупационных органах, вливались в ряды вермахта и СС. Однако из-за длительного проживания их и их предков за пределами Рейха фольксдойче не считались вполне благонадежными в политическом и вполне чистыми в расовом отношении. Поэтому на их продвижение по службе были наложены определенные негласные ограничения. В частности, в вермахте и СС они могли беспрепятственно получать чины до капитана (гауптштурмфюрера) включительно. Для присвоения фольксдойче, равно как и представителям «арийских народов» штаб-офицерских званий, начиная с майора (штурмбаннфюрера) требовалось специальное разрешение высших командных инстанций.

Выбор у народов СССР, оказавшихся в условиях германской оккупации, был только между плохой и еще худшей диктатурой. Здесь можно вполне согласиться с мнением эстонских историков А. Адамсона и С. Валдмаа: «Конечно, цели всех великих держав в войне были корыстны, но особенно это характерно для целей Германии: если большевики (интернационал-социалисты) боролись во имя того, что они считали счастьем для всего человечества, то германские национал-социалисты боролись во имя господства одной расы – светловолосых германцев, «арийцев» – и были готовы стереть с лица земли все расы, которые в их глазах представлялись «низшими» или «неполноценными». Большинство эстонцев воевали во Второй мировой войне в немецких мундирах, оказавшись таким образом на стороне тех, кто проиграл войну… и это определяет наши мнения и чувства. Нам пришлось много страдать под полувековой советской оккупацией. Однако победа Гитлера была бы для человечества более страшным несчастьем, чем победа Сталина».

В 1943 году, когда для стран антигитлеровской коалиции уже стало очевидно поражение Германии, расовая политика национал-социалистов претерпела вынужденные изменения. Термин «недочеловек» был изъят из употребления, и украинцы, белорусы, литовцы, русские и даже поляки официально признавались теперь «арийскими народами» и принимались на службу в вермахт и СС. Геббельс официально заявил по поводу этих «восточных народов»: «Нельзя изображать этих людей, надеющихся завоевать освобождение нашими руками, животными, варварами и тому подобным и одновременно рассчитывать на то, что они будут страстно желать победы немцев».

К тому времени расовая теория уже утратила всякий смысл как с точки зрения пропаганды, так и с точки зрения практической политики. Германия терпела поражения на всех фронтах, причем не только от «германских народов», англичан и американцев, что вроде бы было не так обидно, но и от русских, которых еще вчера называли «недочеловеками». Теперь речь уже шла не о завоевании новых земель на Востоке и на Западе, а о самом существовании Рейха. В этой борьбе нацисты искали любых союзников среди жителей оккупированных территорий, поэтому всякое тиражирование понятия «недочеловек» было прекращено. Теперь врагов – американцев, англичан и русских – «опускали» только за счет пропагандистских тезисов об их будто бы самых тесных связях с евреями и при этом тех же русских пытались разделить на «хороших» и «плохих», в зависимости от того, связаны ли они с германскими властями или с большевиками. Самим же немцам уже не напоминали о том, что они «сверхчеловеки», а призывали защитить свою родину, дом и семью от нашествия врагов. Разумеется, при этом деликатно обходился вопрос, кто же начал войну и успел завоевать полмира, прежде чем был остановлен. По отношению же к евреям политика некоторым образом дифференцировалась. Некоторые уцелевшие к середине 1943 года евреи-специалисты, занятые на работах, больше не подвергались поголовному истреблению. Их отправили в концлагеря или в гетто, и они получили, пусть небольшой, шанс уцелеть. Правда, в случае восстания евреи истреблялись практически полностью, как это случилось, например, при подавлении восстания в Варшавском гетто. Но в тех странах, где окончательное решение только начиналось, как в Венгрии после ее оккупации германскими войсками в марте 1944 года, евреи истреблялись почти полностью.

Религиозная политика Гитлера

В кайзеровской империи государство покровительствовало лютеранству и в несколько меньшей степени – другим протестантским конфессиям. К католичеству оно было сначала враждебно, а позднее, вплоть до 1918 года, – нейтрально. Евреи же обладали всей полнотой гражданских прав и никаким религиозным преследованиям не подвергались. Это обстоятельство, в частности, вызывало иммиграцию в Германию евреев из Российской империи. Позднее, в эпоху Веймарской республики, государство было индифферентно к религии, и все религиозные конфессии находились в более или менее равном положении. Положение резко изменилось после прихода к власти нацистов. Гражданская религия национал-социализма с ее Ветхим и Новым Заветом – «Моей борьбой», с ее символом веры – «одна страна, один народ, один фюрер», с ее пантеоном мучеников оттеснила все традиционные религии на второй план.

Сам Гитлер не был атеистом, но его веру вряд ли можно назвать христианской. Фюрер скорее тяготел к языческому мистицизму и к ветхозаветным жестоким заповедям. Он утверждал в «Моей борьбе»: «Протестантизм лучше выражает нужды немецкого самосознания. Но он непригоден там, где защита национальных интересов осуществляется в сфере, которая либо отсутствует в его системе понятий, либо отрицается им по каким-либо причинам… Протестантизм всегда выступал за развитие германского самосознания… поскольку дело касалось внутренней чистоты, углубления национального духа и немецкой свободы… но он встречает в штыки любую попытку вырвать нацию из удушающих объятий ее смертельного врага, так как его позиция по отношению к еврейству более или менее определена его догмами. А между тем речь здесь идет о вопросе, без решения которого любые попытки немецкого возрождения были и останутся абсолютно бессмысленными и невозможными».