Читать книгу "Завод войны - Нил Эшер"

Я вызвал в сознании изображение их молекулярной структуры и изучил его со всех сторон.

– Кислота? – переспросила Риик.

Она стояла у смотрового окна с младшим сыном на руках и говорила через интерком.

– Энзимы – это катализатор биохимических реакций.

– Я знаю, что такое энзимы, – перебила она. – Но при чем тут кислота?

– Энзимная кислота – кислота каталитическая. Она не разрушается и не смешивается с молекулярными структурами, которые уничтожает. И работает очень быстро. Кажется, во время войны ее использовали как оружие против прадоров.

Я взглянул на Рисс, проследовавшую за нами в операционную, свернувшуюся на одном из боковых столов. Похоже, она уснула.

– Во время войны много чего использовалось, – откликнулась змея-дрон, приподняв голову, – но к чему всякие бессмысленные сложности, когда есть кислота плавиковая.

Черный глаз дрона открылся.

– Это может представлять интерес. – Она переслала мне пакет данных.

Итак, здесь была часть проблемы, которую требовалось решить. Я углубился в изучение сложных формул, молекулярных моделей, статистических погрешностей и прочей информации по четырем различным видам энзимов. Затруднение, которое я немедленно обнаружил, состояло в том, что все четыре в разной степени были враждебны человеческим тканям. Выбрав один вид, я мысленно реконструировал его, делая гораздо более избирательным, уменьшая вероятность прямого убийства «моллюсков». Подойдя к органо-молекулярному сборщику, включил устройство, размотал его оптический кабель и воткнул разъем в свой форс. Сперва прибор нужно было протестировать, так что я настроил его на сборку первоначального энзима, без внесенных мной модификаций. Углубившись в решение задачи, я потерял счет времени, а когда огляделся, обнаружил: Трент исчез, а женщина спит в кресле. Кажется, Трент, прежде чем уйти, что-то говорил насчет того, что люди – «моллюски» становятся все агрессивнее и один из них проломил стену нашего дома. Лишившись ухода, поддерживавшего их, пока Тэйкин управлял ими, «моллюски» буквально ломались.

– Многие из них все равно умрут, – сказала Рисс.

– Знаю, – буркнул я, не отрываясь от работы.

Сборщик уже создал первую порцию первого энзима и открыл в боку лючок, в котором стояла колба с препаратом. Шагнув к спящему мальчику, я при помощи простого щитостеклянного скальпеля отсек кусочек панциря и прилегающую к нему полоску человеческой кожи. Отщепив образец поменьше, я сунул его в захваты наноскопа и капнул немного энзима. Наноскоп, настроенный на наблюдение за внутренней структурой образца, показал, что энзим быстро уничтожил прадорскую ткань и чуть медленнее растворил человеческую.

Все внешние «привои» людей-моллюсков зачахнут. Все, что было в них прадорского, распадется. Умрут и химически сформированные прадорские инстинкты. Многие «моллюски» погибнут от заражения крови, кровопотери или еще какого-нибудь из сотни осложнений.

– Мне нужны те амниотические резервуары, – обратился я в пустоту компьютерной системы Свёрла. – Мне нужна помощь.

– Будет, – ответил Бсектил.

Последний измененный мной энзим, произведенный сборщиком, аккуратно разрушил прадорскую органику, не тронув клочок человеческой кожи. Однако я не чувствовал восторга открытия – слова Рисс о вероятных смертях тяжким грузом лежали на сердце. Я поднял две холодные колбы с новым энзимом. Теперь нужно было найти способ ввести препарат людям – «моллюскам», зная, что многие из них в результате погибнут. Однако если они не получат дозы этого лекарства, то продолжат драться – и убивать друг друга. И все равно будут умирать из-за отсутствия препаратов, поддерживающих их состояние. Расчеты я делал, опираясь на работы Тэйкина и прогнозируемый эффект энзима, пользуясь и системами Свёрла, и собственным форсом. Вычислив соотношение жизней и смертей, понял, что спасу больше людей, чем убью, но этого было недостаточно.

Мне просто необходимо найти способ поддерживать жизни «моллюсков», пока умирают их «привои». Я был уверен, что при имеющихся вычислительных мощностях и со всем доступным оборудованием это возможно, но мне не хватало знаний. Я подошел ко второму сборщику, выпускающему наномехи. Рядом стояла «аптечка», мини-фабрика по производству лекарств. Возможно, что-то тут мне пригодится?

В ответ в сознании всплыли воспоминания из шипа Пенни Рояла. Военврач по имени Сайкс смотрел на точно такую же коллекцию приборов. Слишком много коммандос умирали до или в течение транспортировки с поля боя на госпитальный корабль, что разрывало сердце этому доброму человеку, обучавшемуся в мирное время на обычного терапевта, лечившего от обычных «штатских» болезней. Он вызвал на форс информацию о параметрах стандартных нанокомплексов, которые он всегда рекомендовал. Большинство солдат получили их еще в прошлой жизни. В них содержались механизмы, форсирующие иммунную систему, исправляющие врожденные дефекты, борющиеся с бактериальными и вирусными инфекциями, быстро смыкающие капилляры вокруг ран или стремительно сплетающие тромбы в рассеченных венах и артериях. Они были очень полезны, эти механизмы, но врачи вроде Сайкса формировали такие комплексы, имея в виду опасные факторы повседневной жизни, а никак не на случай войны.

Затем Сайкс запросил информацию о новом военном нанокомплексе и тщательно изучил ее. Здесь меньше внимания уделялось инфекциям, поскольку они обычно неспешны, и больше – травматическим повреждениям, включая ампутации, химические отравления, контузии, лучевые ожоги, осколочные ранения. Этот нанокомплекс очень быстро останавливал кровотечение и мог затягивать открытые раны непроницаемой, нечувствительной кожей. Он мог собирать токсины и изолировать их в полостях этой самой кожи. Военный комплекс был гораздо более агрессивным и опасным, требующим постоянного перепрограммирования и корректировки. Он мог выйти из-под контроля и нечаянно убить тех, кого должен был защищать.

Сайксу он совершенно не нравился, но в сражении на планете внизу комплекс спасет больше жизней, чем погубит. При помощи форса врач загрузил данные в сборщик наноботов и запустил производство, чувствуя, что предает свои принципы…

Я потянулся к сборщику, но, прежде чем коснулся пульта, мой форс открыл радиоканал к прибору и уже обшаривал его базу данных. Военный комплекс нашелся сразу, и я принялся настраивать механизм, чувствуя, как тысячи людей стоят у меня над душой, заглядывают через плечо, гомонят, требуют внимания и вносят предложения. Почти бессознательно я отключил личные переживания и сосредоточился на информации. В тот момент мое знание стало суммой их знаний. Большая часть интереса не представляла, но мысль о криогенной суспензии показалась мне целесообразным дополнением, и я разрешил проекции Джиано Паулоса полный доступ.

Он был историком, изучавшим Первую Диаспору системы Сол. Криотехники впрыскивали пассажирам первых криокораблей препарат, вводящий их тела в состояние гибернации. Врачи уже испытывали его на жертвах несчастных случаев, погружая их в спячку, подобную той, в которую зимой впадает медведь. Тот, кто мог умереть от ран через час после травмы, получал лишние десять часов.