Читать книгу "Земля Серебряных Яблок - Нэнси Фармер"

— Не получается! Треклятая штуковина не хочет меня оставлять. Я бессильна от нее избавиться.

— Если я правильно понял Барда, руна выбрала тебя, — объяснил Джек. — В один прекрасный день ты поймешь, что пора передать ее дальше, — точно так же, как я понял, что руну нужно отдать тебе.

Мальчуган не стал говорить о том, как отчаянно скучает по руне и мечтает заполучить ее назад, — что толку-то?

— Дары порою обращаются против тебя же самого, — пробормотала Торгиль, глядя в огонь.

Джек долго молчал — и думал про ожерелье Люси. Солнечный свет потоком хлынул с гор: очень скоро весь лагерь озарится светом. Над прудом неподалеку клубился туман; тихо плескала рыба. Никак невозможно долго унывать в таком месте!

— А зачем ты ударила демона, который собирался утащить отца Севера? — спросил мальчуган.

— Какого еще демона? Я видела здоровенного пса.

— Пса?

— Ну да. Это же был Гарм, пес, который сторожит страну Хель. Скальд Руна мне его, помнится, описывал. У него четыре глаза, из пасти у него сыплются опарыши, и весь он измазан в крови. Он попытался забрать меня, но я ему сказала, что я — воительница Одина.

Джек потрясенно слушал. Похоже, здесь та же история, что и с накерами. Каждый видит то, чего ожидает.

— Хорошо, но Гарма-то ты зачем ударила?

— Я… — Торгиль помолчала, теребя в руке охранную руну. — Я подумала, Гарм несправедлив. Почему он забирает отца Севера и пренебрегает гнусными клятвопреступниками вроде отца Суэйна и Гоури? Так что их-то Гарм в конце концов и забрал.

Губы Торгиль изогнулись в довольной улыбке.

— Вот оно! — воскликнул Джек так громко, что Пега резко села: трава так и полетела во все стороны. — Помнишь Тюра? Того самого бога, который пожертвовал рукой, чтобы связать гигантского волка? То было благородное деяние, о нем поют испокон веков, — а ты ведь совершила то же самое!

Торгиль подняла взгляд. В этот самый момент утренние лучи озарили лагерь — и засияли ей прямо в лицо.

— И впрямь так, — пробормотала девочка.

— Да! И ты прославишься, как… а как, собственно, тебя будут звать? Торгиль Серебряная Рука, которая сражалась с псом страны Хель! Я сложу об этом песню.

— Ох, Джек, — прошептала воительница. Заморгала, смахивая слезы; сердито встряхнула головой. — Черт бы подрал этот солнечный свет. От него у меня глаза на мокром месте.

Пега встала и тут же принялась наводить порядок в лагере, как обычно. Собранные ветки она принесла к костру.

— Это вы про Тюра говорите? — спросила девочка. — Один мой хозяин научил меня стихам про Тюра.

И Пега произнесла по-англосаксонски:

Туг bi tacna sum healdeð

Trywas wel wi æ elingas.[6]

— Я тоже их знаю, — подхватил Джек, — «Тюр — это звезда. Он хранит верность принцам и никогда не сбивается с курса в ночных туманах. Тюр никогда не подводит». Я заучил эти строки, когда Бард наставлял меня науке о звездах. Я тогда и думать не думал, что стихи как-то связаны с богом.

— После того как Тюр потерял руку, он стал покровителем путешественников, — объяснила Торгиль. — Он стоит на небесной кровле; он — единственная звезда, что никогда не сдвигается с места. Мы зовем его Гвоздь.

— А мы зовем — Звезда-Корабль, — отозвался Джек.

Он с радостью убедился, что в лице Торгиль уже не читается былого отчаяния и что руку она больше не прячет. Кисть и впрямь тускло поблескивала, точно посеребренная. В свете дня металлический отблеск просматривался более отчетливо.

Бука с Немезидой выбрались из своих травяных гнездышек и помогли подняться отцу Северу.

— Ты отдыхай, — посоветовал ему Бука. — А мы завтраком займемся.

Последней встала Этне. Сперва она наморщила было нос, видя, что насквозь промокла от росы, но тут же осознала, что это отличная возможность пострадать.

— Я не сяду к костру, — объявила девушка. — Лихорадка пойдет на пользу моей душе.

— Обсохни! Лихорадка ничему на пользу не идет, — рявкнул отец Север.

Так что Этне согревалась у огня, а остальные с нетерпением ждали, с чем вернутся хобгоблины.

Хобгоблины принесли угрей, земляных каштанов и неизбежные грибы. Неторопливо позавтракав, путешественники созвали совет: решать, что делать дальше.

— Если бы мы только отыскали мой корабль, я наверняка смогла бы отвезти отца Севера домой, — предложила Торгиль.

— Плыть на викингском корабле? — выдохнул монах. — Право, не знаю…

— Места на всех хватит. Скакки еще не загрузил корабль рабами. — Воительница злорадно усмехнулась.

— Торгиль! — предостерег Джек.

— Море отсюда — в дне пути, вон в том направлении, — сообщил Бука, указывая на восток. — А у самого взморья есть спуск на Полую дорогу, так что мы, хобгоблины, сможем вернуться домой. Кстати, ты, Пега, тоже почетная хобгоблинка.

— Еще чего, — буркнула Пега.

— Это превосходный план, — беззаботно продолжал король, словно не слыша. — Западный перевал через горы отцу Северу не по силам.

Путники собрались в дорогу, что много времени не заняло: клади-то у них не было. Пега по-быстрому вымылась в озере. Джек подобрал для отца Севера удобную палку-посох, а Торгиль потренировалась управляться с ножом левой рукой. Воительница была в превосходном настроении и требовала, чтобы Джек начал сочинять хвалебную песнь прямо сейчас, на этом самом месте.

— Торгиль Серебряная Рука… А что, мне нравится! — объявила она.

В Лорнском лесу хобгоблины знали каждый сучок и каждый камешек.

— Мы сюда все время приходим, — объяснил Бука. — Грибы здесь огроменные! Одной лисичкой семью из пяти хобгоблинов накормить можно, а уж сморчки и маслята… ммм!

Дальше Джек уже не слушал. О грибах хобгоблины могли рассуждать до бесконечности.

Путники пошли по оленьей тропке. Поскольку с места они снялись довольно поздно, а отец Север был еще слаб, до горного перевала они дошли лишь к ночи. Подмораживало; в густом тумане стемнело быстро — не успели и оглянуться.

— Помнится, Джек, ты знавал заклинание против тумана, — подсказала Торгиль.

— К сожалению, это же заклинание вызывает дождь, — отозвался мальчуган.

Все дружно решили, что туман лучше дождя, и худо-бедно разбили лагерь в лощине под защитой скал. Все вокруг отсырело и промокло. Костер постоянно гас. Отец Север кашлял всю ночь.

Глава 40

Змей Мидгарда

Поутру на расстоянии длиной в три копья уже ничего невозможно было разглядеть.