Читать книгу "Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна - Сэмюэл Дилэни"

Мальчик, все еще державшийся за стол, протянул вверх ногу:

– Хватай меня за руку.

Джонини, после нескольких попыток, уцепился за его щиколотку и был притянут вниз. Его сандалии снова прищелкнулись к переборке.

– Ты, вижу, не очень привык к невесомости? – спросил мальчик.

– Не доводилось в последнее время. – Джонини отпустил его ногу и выпрямился. – И это, по-твоему, называется «рука»?

– А по-твоему, нет? – парировал мальчик с ноткой возмущения.

– По-моему, это нога, – засмеялся Джонини.

– Да, но ведь ноги же и есть – руки?

– Ну, теоретически любую конечность можно назвать… впрочем, бог с ним.

Не было смысла вдаваться в подробности. Они двинулись к люку, и Джонини подумал, что эта словесная прихоть вряд ли повлияет на трактовку баллады. Действительно, ноги логично назвать руками, если под действием невесомости они почти сравнялись в проворстве. Но значит ли это, что странную строку из баллады надо понимать как: «…под ногами зеленым взглядом сияет дитя»? Нет, нонсенс.

И все же что-то слышанное очень давно на лекциях по семантике кололо мозг. Как же это называлось? Спираль убывающей семантической функциональности?.. Кажется, да. И тут до него дошло. Там, где гравитации нет или почти нет, где все конечности у людей сделались одинаково ловкими, слова, обозначающие положение по вертикальной оси: «верх» и «низ», «выше» и «ниже», «над» и «под» – должны были вскоре утратить первоначальную четкость значения. По теории спирали, прежде чем навсегда исчезнуть из языка, такие слова еще живут какое-то время в качестве узких синонимов слов, чье значение не пострадало: «внутри», «сквозь», «между». (Вот, кстати, два отличных примера действия спирали, совершенно неизвестных Джонини: «рекреация» и «навигационный отсек»). Между, подумал Джонини. «Между ногами». Он остановился у входа в стыковочную трубу, ведущую к крейсеру. Мальчик тоже остановился и вопросительно мигал зелеными глазищами.

…Нет, это невозможно. Население кораблей рождалось только на Генетическом рынке. Но ведь Рынок якобы обрушился, и все переменилось…

– Ты из какого Города? – внезапно спросил Джонини.

– Из «Сигмы-девять».

Джонини замер. Открылся тройной люк, отделявший их от гибкой части трубы.

– В каком доке твой челнок? – спросил Джонини.

Мальчик помотал головой.

– Говори, в каком доке!

– Я без чел…

– Так как же ты сюда попал??

– А вот как, – сказал мальчик, и мальчика не стало.

Джонини парил в трубе совершенно один. Он оторопело заморгал и подумал, что свихнулся. Потом решил, что здоров, но вокруг происходит что-то странное. Действительно: если все это – иллюзия и бред, разве мог бы он заметить несовпадения в собственном бреде? Мальчишка, например, сказал, что на «Сигме» их много, а до того утверждал, что людей там нет. Джонини вдруг развернулся и, цепляясь за стены, двинулся в сторону штурманского отсека. Резко толкнувшись внутрь, заорал на механо:

– Соединить меня с тем, кто скажет, что здесь творится!

– Прошу прощения, сэр, – все тем же церемонным голосом отвечал робот. – Я объявил о вашем прибытии во всех частях Города, но никто из человеческих существ не отозвался.

И повторил:

– Никто из человеческих существ не отозвался.

У Джонини по спине пробежал холодок.

5

Он снова сидел в своем гамаке и смотрел, как в иллюминаторе вырастает искалеченная «Сигма-9». Смятые пластины ее оболочки были источены мезонами. Корабль многие миллионы километров мчался сквозь бешеные потоки крошечных частиц. Мезоны больше электронов и меньше нуклонов. Разные по массе, скорости вращения и заряду, они не имеют числа. Но катастрофу вызвали не они.

В прямом солнечном свете вспыхнули оголенные ребра корабля, и Джонини непроизвольно сбросил скорость. Теперь он плыл над мертвым судном, а еще ниже ворочалась бездонная чернота. Отсюда мерцание, растекавшееся по обломкам «Сигмы», было незаметно. Он включил иридиевый компьютер, чтобы тот заснял измятый и перекрученный металл: может, машина восстановит, что тут произошло. Джонини проплыл над краем пролома и, под указания механо, стал медленно спускаться на дно, где пузырем вздувался мрак. Как только хронолет вошел в тень, экран почернел. Джонини прогнал стрелку селектора по спектру, и, когда она уперлась в фиолетовый, проступили туманные очертания обломков. Балки, чем-то оплавленные на концах, окутанные, как паутиной, синим подводным туманом. В слабом гравитационном поле, возникшем вокруг тяжелого корабля, лениво плавал всевозможный космический мусор.

Внизу, прямо под ним, чернела пасть коридора, похожая на отверстие стыковочной трубы. Джонини водил объективом, изучая темную внутренность «Сигмы», и вдруг остановился. В глубокой морской синеве теплилось что-то красное. Он быстро проверил приборы: радиация практически в норме. Проверил еще раз и обнаружил какой-то источник излучения слева наверху. Что же означало красное свечение? Корабль быстро уходил вниз по своей искусственной орбите. Джонини переключил было объектив на обычное световосприятие, но экран мгновенно почернел.

Компьютер деловито гудел, но никаких результатов пока не выдал. Когда его судно заякорилось за какую-то балку, Джонини достал окси-сферу. Это был подвижный энергетический пузырь из геодезически кристаллизованных частиц плазмы. Его можно было носить на силовом поясе и развертывать вокруг себя. Пузырь обеспечивал хозяина кислородом на шесть часов, а свойства оболочки из плазменного желе можно было менять для защиты от излучения почти любой частоты. Растягиваясь и облегая руки, как перчатка, оболочка позволяла проводить изнутри пузыря самые тонкие работы.

Пузырь, покачиваясь, вырастал на полу. Джонини вступил внутрь, и оболочка сомкнулась, а у него лишь легкий озноб пробежал по коже.

Джонини двинулся к выходу, и пузырь покатился вместе с ним. Он словно бы шел внутри воздушного шарика. Железный сфинктер люка разжался, и за ним возникла круглая непроницаемая чернота. Джонини прикоснулся к поясу, и дифференциал частоты света перешел в фиолетовый – корабль за его спиной потемнел, зато по ту сторону шлюза все окуталось бледно-голубым размыто-молочным сиянием.

Хронолет заякорился за гигантскую восьмиугольную паутину из металлических балок, метров на триста выдававшихся там, где неведомая сила вырвала у корабля кусок корпуса. Внутрь космической руины уходили бесчисленные коридоры, как перерезанные артерии в куске мяса. Наверху виднелась часть вспоротой оболочки. Внизу красное сияние просачивалось из-за погнутых балок, из трещин в переборках.

Оттолкнувшись от шлюза и паря в голубом тумане, Джонини оглянулся на свое суденышко – тонкое, продолговатое, словно обтянутое бесшовным синеватым серебром. Снова взглянул на металлическую паутину – и, схватившись за пояс, резко остановил движение, да так, что ударился в прозрачную оболочку. По балкам карабкалось какое-то существо.