Читать книгу "Ссудный день - Чак Паланик"

Для кого-то из еще нерожденных слабаков Джамал будет образом злодея. Оставалось надеяться, что будущие трусы сумеют оценить храбрость, с которой современники Джамала искоренили порочную систему и заменили ее новым общественным устройством. Глядя в тусклое старинное зеркало, Джамал поднял бокал за себя.

Именно тогда его питбуль, Вышибала, вскочил с ковра, потянул носом воздух и заскулил.

Именно тогда Джамал учуял гарь. Камин в комнате не был растоплен, запах шел не от него. Где-то в доме взвыл детектор дыма, потом еще один. Вскоре вой тревожного сигнала несся из каждой комнаты.

Джамал сразу вспомнил про террористов, о которых предупреждал Толботт. Наверняка поджог – дело рук канадцев или сторонников прежней власти! Кто-то, лелеющий надежду объединить разъединенные штаты, решил спалить его в собственном доме! Или же начали подрывную деятельность агенты Гейсии!

Джамал помчался наверх, прыгая через три ступеньки. С каждым этажом дым становился гуще. Дверь чердака была горячей, за ее ручку Джамалу пришлось браться через полу незаправленной рубашки. Ручка не поворачивалась. Дверь была заперта.

Молотя кулаками по горячему дереву, Джамал крикнул:

– Барнабас! Открывай!

Слабый голос с той стороны ответил:

– Ты не понимаешь.

Дверь раскалилась, как сковородка, но Джамал навалился на нее плечом. Вековой дуб не поддавался.

– Открой дверь! – потребовал Джамал и сам поразился своему командному голосу.

Таким зычным басом он мог бы произносить речи перед многотысячной толпой без всякого микрофона.

Вышибала скреб лапами щель под дверью, из которой валил дым. И лаял, лаял.

Нет, таким не будет финал его книги! Книга «Черная, как ты» в самом начале. Ей нужна счастливая концовка, как в «Трех лицах Евы» – таково правило для всех подобных документальных историй.

Раз грубая сила не помогала, Джамал пустил в ход чары.

– О, Барнабас! – взмолился он. – Кто будет рассказывать мне о плантации?!

В ответ ему раздались рыдания. Совсем близко, на расстоянии ладони, прямо по ту сторону дубовой плиты.

– Да пропади она пропадом, плантация эта, – всхлипывал голос. – Она жизнь мою украла. Какая глупость, столько времени цепляться за прошлое…

Осененный, Джамал сменил тактику:

– Тогда давай вместе отсюда уедем! Вместе будем строить славное будущее Блэктопии!

Что-то тяжело привалилось к двери с той стороны и сползло на пол.

От дыма было уже нечем дышать. На этот раз голос донесся снизу, из той щели, которую Вышибала тщетно пытался разрыть обеими лапами.

– Джамал, тебе не понять… – еле слышно пролепетал голос.

Джамал рухнул на пол и крикнул в щель:

– Я все понимаю!

– У меня ведь здесь корни… – шуршал голос.

– У меня тоже, – ответил Джамал потише.

Умирающий голос вздохнул:

– Да я ведь даже не негр…

Джамал чуть не расхохотался. Чуть не, но все же нет. Он спросил себя: а как бы поступил в такой ситуации его герой, Толботт Рейнольдс? И перекрывая рев полыхающего инферно и хоровой визг противопожарной сигнализации, он заорал:

– Да я тоже не черный!!!

На лестнице замигал и погас свет. Где-то звенело стекло – то ли вылетали наружу окна, то ли взрывались хрустальные графины с прекрасно горящим самогоном. В хаосе звуков, во тьме, озаренной рыжим пламенем, прошла целая вечность. Джамал понял, что Барнабаса больше нет и сам он не жилец, если еще хоть миг останется тут, под дверью.

И тут скрипнула защелка, и дверь распахнулась. А за ней, среди стен адова пламени, сгорбился маленький закопченный бес. Тараща глаза, бес выпалил:

– В каком смысле ты не черный?!

Пес взвыл, и Джамал скомандовал ему:

– Беги!

И сам нырнул в огненный туннель, в который превратилась лестница. Мелкого беса он волок за собой по воздуху, покрепче ухвативши за ручонку.

* * *

Светлейшие умы центра удержания человеческих ресурсов были чем-то поглощены. Дежурный охранник в приемной вполголоса переговаривался с охранником, приставленным к дверям, и оба они не отвлеклись от этого занятия, даже когда Шарм подошла и на голубом глазу заявила, что у нее тяжелая сумка и брат должен помочь ей донести вещи от машины. Дежурный просто махнул им рукой, чтоб проходили.

Шарм и Гэвин вышли на крыльцо. Перед ними были парковка и ворота, ведущие наружу. Гэвин увидел среди прочих машину матери. А в соседней за рулем сидел тот самый тип, который только что выступал. Эстебан. Он безудержно рыдал, зажимая себе рот обеими руками. Даже в таком виде – в слезах, с трясущимися от всхлипов плечами, – он был очень и очень сношабельный.

– Мое, – прошептала Шарм.

Гэвин усмехнулся.

– Губу закатай.

Они бочком засеменили к машине. На вышке у ворот стоял охранник с автоматом наперевес. Даже издалека видно, что страхолюдный.

– Твое, – хором сказали брат с сестрой.

– Синхрон, – сказал Гэвин.

– В машину садись, – сказала Шарм.

– И куда ехать-то? – не понял Гэвин.

Все равно ворота были заперты наглухо. Но Шарм помахала уроду на вышке, уселась за руль и завела мотор. Гэвин влез на пассажирское сиденье, и машина тронулась с места.

Оба охранника из приемной выскочили наружу и уже бежали за ними. Урод на вышке поднес что-то к уху.

Машина неслась навстречу закрытым воротам, а по радио неизменный голос вещал: «Прелесть выдумки в том, что ей нужно лишь пахнуть правдой».

Шарм резко затормозила, оставляя на бетоне дымящиеся следы. Ворота были стальные – не протаранишь, к тому же электрифицированные, и охранники уже нагоняли. Перед воротами торчала на шесте кнопочная консоль – с водительской стороны подъезжающих машин, на таком расстоянии, чтобы рукой дотянуться.

– Все, хана, – констатировал Гэвин, глядя на охранников в зеркало заднего вида.

Шарм опустила стекло и быстро набрала на кнопочной панели комбинацию цифр. Ворота распахнулись.

Из-под колес брызнул гравий.

Охранники остались далеко позади, кашляя от дыма паленой резины.

– Откуда ты узнала код? – изумленно спросил Гэвин.

Сестра улыбнулась ему.

– Не поверишь – купила за собственные слюни. Ремень пристегни.

Гэвин послушно пристегнулся.

* * *

Пока они неслись через анфилады пылающих комнат, мисс Жозефина дивилась собственному тупоумию. Как она могла не заметить? Этот мальчик, этот Джамал, он ведь как две капли воды похож на фамильные портреты! Тот же самый благородный профиль, высокий лоб мыслителя, линия волос с «вдовьим мысом», столь частым в роду Пибоди. И чуть нависающие веки – давний признак их породы.