Читать книгу "Серп и молот против самурайского меча - Кирилл Черевко"

Если бы это субъективное мнение соответствовало действительности, то оно противоречило бы последовательно уклончивой позиции советского наркома и подкрепило бы утверждение, что он прямо солгал японскому послу о намерении СССР не вступать в войну против Японии до 25 апреля 1946 г. А Молотов этого не говорил.

27 апреля 1945 г. в период отъезда В.М. Молотова на учредительную конференцию ООН в г. Сан-Франциско (США) японского посла в СССР Н. Сато принял по его просьбе заместитель министра иностранных дел Советского Союза С А. Лозовский. Н. Сато вручил ему заявление правительства Японии. В заявлении отклонялись доводы СССР в пользу денонсации пакта о нейтралитете с повторением тех же аргументов, что и приведенные выше в беседе Н. Сато в феврале 1945 г. с В.М. Молотовым, При этом японский посол высказал мнение, что нормальные дружеские отношения между Японией и СССР могут в будущем существовать и без пакта, тем более что последний будет действовать еще целый год[500].

Также неоправданным представляется утверждение советского историка А.А. Кошкина о том, что «денонсировав пакт о нейтралитете, советское правительство за четыре месяца до вступления в войну фактически информировало японское правительство о возможности участия СССР в войне против Японии»[501]. Дело обстояло как раз наоборот. Молотов, заняв уклончивую позицию, держал японцев в состоянии информационной неопределенности по данному вопросу и даже делал акцент на том, что пакт о нейтралитете с Японией, согласно его условиям, сохраняет свою силу еще один год (позднее принят Японией без каких-либо оговорок). I Не соответствует действительности и утверждение того же автора, что в набор уступок, которые МИД Японии (возглавлявшийся до 5 апреля 1945 г. Сигэмицу) в своей секретной записке от 14 сентября 1944 г. предлагал включить помимо Южного Сахалина, также Северные[502], и все остальные Курильские острова. По словам историка, предложение было повторено новым министром иностранных дел С. Того, назначенным на этот пост 9 апреля, в его по сути дела протокольной беседе 20 апреля с советским послом Я.А. Маликом[503]. Выразив сожаление денонсацией пакта о нейтралитете, пожелал позднее поговорить на эту тему в течение года, до истечения срока его действия и передать Молотову готовность встретиться с ним на обратном пути из Сан-Франциско. Но только 14 мая 1945 г. было принято решение Высшего совета по руководству войной, в состав которого со второй декады мая 1945 г. входили высшие должностные лица Японии — премьер-министр, министр иностранных дел, военный министр, министр военно-морского флота и начальники штабов армии и флота, о переговорах с СССР на предмет его посредничества в прекращении войны.

Решение рассматривало три основных пункта: 1) как удержать Россию от вступления в войну, 2) как склонить СССР к возможно более благоприятной для Японии позиции и 3) как открыть дорогу к миру.

«Так мы подошли к обсуждению вопроса о плате За мир. Она по нашим согласованным прикидкам, — писал в своих мемуарах С. Того, — могла бы включать отмену Портсмутского договора и Пекинской конвенции об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией и восстановлении в общих чертах положения, которое существовало до русско-японской войны при условии вынесения за скобки вопроса об автономии Кореи, который будет решаться по усмотрению Японии, и нейтрализации Южной Маньчжурии»[504].

Высший совет одобрил в этом решении в качестве платы за сохранение Советским Союзом нейтралитета возвращение ему Южного Сахалина, «северной части Курильских островов до р. Уруп, прав на рыболовство в своих водах, прав на железные дороги в Маньчжурии, на проход через Сангарский пролив между островами Хоккайдо и Хонсю, предоставления сферы влияния во Внутренней Монголии, а также аренды Порт-Артура и Дальнего (Дайрен)»[505].

«Соответствующий документ, — заключает С. Того, — был подписан участниками совещания… После согласования наших мер в отношении СССР я информировал Высший совет о своем намерении доверить бывшему премьеру Хирота проведение предварительных переговоров с советским послом»[506].

Это решение было принято вопреки мнению министра иностранных дел Японии о том, что «позиция Японии и особенно японской армии в течение многих лет вызывала у русских сильнейшие подозрения и обусловила их твердую решимость нейтрализовать нашу страну», и «поэтому не только Япония не могла питать реальных надежд на проявление какой-либо благосклонности со стороны СССР, но и должна была понимать, что когда истощение ее национального потенциала в ходе войны станет очевидным, он вместо переговоров с нею, вероятно, окончательно солидаризуется с США и Англией с целью принять участие в дележе плодов победы»[507].

Вот почему трудно согласиться с противоречивым мнением Б.Н. Славинского, который пишет, что, хотя С. Того понимал, что «время для дипломатических шагов уже упущено, тем не менее считал еще возможным добиться благожелательного отношения СССР»[508]. (Интересно, какими мерами, кроме дипломатических, которые он исключал?) Причем утверждается, что премьер К. Судзуки якобы поддержал мнение С. Того.

На самом же деле последний как подчиненный лишь вынужден был согласиться на явно нереалистические расчеты главы кабинета министров, выбрав из всех «зол» наименьшее, полагая при этом, что «если и есть (курсив мой. — К. Ч.) какая-либо страна», которая могла бы помочь Японии прийти к миру на более благоприятных, чем безоговорочная капитуляция, условиях, то этой страной являлся Советский Союз[509].

В соответствии с решением Высшего совета, первая встреча К. Хирота с советским послом Я.А. Маликом состоялась 3–4 июня 1945 г. в гостинице «Гора» на курорте в горах Хаконэ.

Несмотря на критическое положение Японии, Хирота, как и другие высшие руководители Японии, за исключением С.Того, продолжал тешить себя иллюзией, что можно, как и в прежние годы, внеся предложение о продлении пакта о нейтралитете или заключении договора о ненападении, придерживаться тактики поэтапных уступок со стороны Японии в случае, если СССР в принципе согласится на его предложение[510]. Однако это было только на руку советской стороне, стремившейся затянуть время, с тем чтобы лучше подготовиться к вступлению в войну с Японией в соответствии с Ялтинским соглашением.