Читать книгу "В тени баньяна - Вэдей Ратнер"

Я кивнула. Да, мы попробуем уехать, оставить эту страну с ее призраками. Но если у нас не получится, если мы погибнем в пути, мама хотела, чтобы, умирая, я знала: мы пытались выжить. Мама боролась за мою жизнь и одновременно готовила меня к смерти. Но я уже была к ней готова. Я давно жила с ощущением, что могу умереть в любую минуту. И добраться до места живыми мне представлялось чем-то вроде перерождения.

Мама перевернула лист.

– Полагаю, остальное он написал тебе. – Она подняла глаза. – Мне прочесть вслух?

Я помотала головой.

Несколько секунд мама внимательно смотрела на меня.

– Понимаю, – произнесла она наконец и убрала письмо в записную книжку. Лист идеально подошел по размеру. – Пойду соберу вещи. Риса должно хватить на первое время. А еще… – Мама колебалась. – Еще я ходила к Тяе Буй. Она рассказала мне, где у них спрятано золото. Мы обещали друг другу, Рами: если с одной из нас что-то случится, другая позаботится о ее дочери. И хотя Муй нет с нами… думаю, Тяе Буй не осудила бы меня за воровство, ведь я пошла на это, чтобы спасти тебя. Впрочем, даже если их призраки будут преследовать нас, я готова жить с ними. – Мама замолчала, словно ждала ответа, но я не могла ответить, и она продолжила: – Мы уедем сегодня же. – Она вложила папину записную книжку мне в руку и, собираясь уходить, добавила: – Надежда еще есть, сказал мне однажды твой отец. Он был прав. Надежда есть всегда.

У надежды были колеса, колеса военного грузовика. Она радостно ревела и гудела, и так же радостно улыбался нам с водительского места тот самый солдат-вьетнамец. Мы с мамой и еще несколько человек, живших на вилле, поднялись в кузов и устроились поудобнее, готовясь к долгому путешествию. Надежда несла нас мимо выжженных полей, разрушенных снарядами мостов, развороченных холмов, в которых прежде гнездились воробьи, каучуковых плантаций с израненными деревьями. Смерть гналась за нами по пятам. На обочинах дорог и рисовых полях лежали горы трупов. Тех, кто подорвался на мине, было видно сразу: оторванные конечности, куски плоти, разбросанные по земле. У тех, кого убили, почти не было повреждений, не считая перерезанного горла или отверстия от пули в голове. Мы старались не смотреть на них. Взгляды мертвых глаз как будто преследовали нас, удерживали, не давали двигаться дальше.

Мы въехали в деревню. Повсюду нас встречали только призраки. Около одной из хижин среди распростертых трупов расхаживал петух. Он клевал землю и пронзительно кричал, словно надеялся найти живых. У каждого дома мы видели одну и ту же картину. Разве что домашние животные – единственные живые существа во всей деревне – были разные. Где-то бродила вперевалку утка, и ее кряканье напоминало крики о помощи. Где-то отчаянно хрюкала свинья. А в одном дворе корова, потоптавшись возле трупов, легла рядом, точно собралась сторожить мертвых хозяев. Поговаривали, что «красные кхмеры», отступая, устроили в деревне резню, потому что крестьяне отказались последовать за ними в джунгли. Переглянувшись, мы подумали, что нам еще повезло.

– В Ксате, – сказал кто-то, – камапхибали и солдаты хотя бы оставили нам выбор.

Грузовик вез нас, выбирая широкие дороги, проходившие по открытой местности, двигаясь по колеям, оставленным другими машинами, чтобы не наехать на мину.

На закате мы приехали в город. Жители приветствовали нас с настороженностью, которая постепенно сменилась облегчением и радостью. Некоторые узнавали близких. Люди плакали от счастья. Из всего населения города осталось около трети. Небольшая группа ушла вместе с «красными кхмерами».

– А остальные? – спросили вьетнамские солдаты.

– Остальные… – начал старик, худой, иссохший, но, видимо, сильный духом и потому сплотивший вокруг себя весь город, – остальные здесь, с нами. Их нельзя увидеть, и все же они с нами.

К старику льнула маленькая девочка – должно быть, внучка, решила я. Она подошла и стала внимательно разглядывать меня. Я тоже разглядывала девочку. И хотя я давно не смотрелась в зеркало, в этом худеньком личике я узнала себя. Мы улыбнулись друг другу. Без слов. Мы не могли говорить.

Мы устроились на ночлег во дворе их дома на сваях, напомнившего мне хижину Пока и Мае. Мама угостила старика и девочку рисом из наших запасов. Они поделились с нами питьевой водой и гуавами. Старик рассказал маме, что родители девочки бесследно исчезли однажды ночью и они с внучкой до сих пор ждут их возвращения.

Еще не рассвело, когда мы сели в грузовик и уехали, не попрощавшись с хозяевами. Так лучше, объяснила мама, довольно прощаний. Как будто я могла сказать им что-то. Как будто у меня был выбор.

Через несколько дней мы добрались до Кампонгтхома. Водитель сказал, что колонна дальше не пойдет и мы должны дождаться другого грузовика. Он приехал, и мы поспешили забраться в кузов.

И снова нас несла надежда. По узкой, усеянной ямами и рытвинами дороге вдоль ручья Прэкпранг. Мимо забитых до отказа каменных печей. Через охваченные огнем города. Грузовик привез нас к реке Маскед. На лодке для скота мы доплыли до места под названием Цитрусовая Земля, затем переправились в Синий Бамбук и наконец в город Члонг, название которого напоминало звук гонга. Члонг… члонг… члонг… Гонга, отмеряющего время. Мы слушали, как вздыхает ветер, и надеялись, что наше время еще не кончилось. Не здесь. Не сейчас. Мы проделали такой длинный путь.

В Сиемреапе мама пустила в ход все свое обаяние, и какой-то крестьянин посадил нас к себе в повозку. Правда, благодаря маминой красивой улыбке и певучему голосу мы доехали только до деревни Бантеай. Мама достала из-за пояса иностранные деньги и нашла еще одного местного жителя, который согласился отвезти нас в Самраонг – оттуда, по его словам, должен отправиться караван в Таиланд. Крестьянин предупредил нас, что это опасная затея. Он слышал много историй о том, как люди умирали от голода и малярии, становились добычей тигров или просто не выдерживали тягот долгого путешествия. Может, нам лучше остаться и подождать? Вдруг все наладится? Мама отчаянно замотала головой.

Наш путь пролегал через рисовые поля и тиковые леса. Когда мы достигли Самраонга, крестьянин пожелал нам счастливой дороги и показал человека, снаряжавшего караван для перехода через границу. Мама заплатила ему ожерельем из тайника Тяе Буй, и нам нашли место в одной из повозок. Их было шесть или семь, а людей – не меньше шестидесяти. Как раз спустились сумерки, и мы тронулись в путь.

Караван шел уже несколько недель. В основном мы передвигались ночью, ориентируясь по звездам, пока однажды не заехали в тупик. Спешившись, мы поднялись в горы. Преодолевая один перевал за другим, мы шли на запад, все время на запад. Через неделю, а может, две мы выбрались из плена джунглей на открытую равнину и остановились отдохнуть в тени деревьев на вершине холма. До этого дня дожила только половина нашей группы. Одни умерли в пути, другие ослабели настолько, что нам пришлось бросить их на произвол судьбы.

Стояла ночь, однако в ярком свете луны мы отчетливо видели окружающий пейзаж. Не считая небольшого, поросшего тиковыми деревьями холма, на котором мы стояли, вокруг раскинулся ровный зеленый ковер. Я не видела границы, но мужчина, возглавлявший нашу группу, подтвердил, что впереди – Таиланд. И посоветовал в оставшиеся до рассвета часы немного поспать – нам понадобятся силы. Едва рассветет, мы продолжим путь, стараясь двигаться быстро и незаметно, как тени, чтобы не попасться на глаза тайским солдатам, охраняющим границу. Если нас заметят, то убьют на месте или, что еще хуже, отправят обратно в джунгли. Некоторые стали спрашивать, почему мы не можем пойти сейчас, пока темно. Глава группы объяснил, что пересекать границу в светлое время суток куда безопаснее. Днем солдаты скорее всего не станут стрелять – из страха, что кто-нибудь увидит. Если мы доберемся до Таиланда, у нас появится надежда. Мы попросим приюта у местных крестьян – может, они, узнав о нашей беде, разрешат работать вместе с ними на рисовых полях. Или попробуем арендовать землю у местного землевладельца. Или наймемся в слуги. Ходят слухи, что такие чудеса случаются, сказал глава группы. Он и сам будет благодарен за любую работу и кусок хлеба. Все лучше, чем наша прежняя жизнь. Все согласились и стали устраиваться на ночлег.