Читать книгу "Афган - Родрик Брейтвейт"

Весь день солдаты и офицеры проверяли свои машины и начищали форму. Громов прошелся по транзитной базе, настолько огромной, что на ее тщательный осмотр ушла бы неделя. На базе располагались гигантские склады с тракторами, сельскохозяйственной техникой, кровельными материалами, цементом, сахаром и мукой. Афганский провожатый Громова показал контейнер, запечатанный с момента прибытия в 1979 году и открытый только несколько дней назад. Он был набит кексами и сладостями, давно сгнившими.

Вернувшись к своим солдатам, Громов построил их и проверил, полностью ли они готовы к событиям следующего дня. Он осмотрел собственную машину — БТР №305, — проверил ее и затем осмотрел снова. Последнее, чего ему хотелось — это поломки посередине моста.

В последнюю ночь Громов спал неважно. Он чувствовал, что эмоции покинули его, возбуждение последних дней испарилось. Он задремал около четырех, но проснулся еще до того, как зазвенел будильник. К пяти утра база начала оживать. Солдаты сновали туда-сюда и смеялись, начали разогревать двигатели своих машин. Кто-то запел.

В девять Громов вызвал адъютанта, чтобы тот проверил, в порядке ли его форма. В девять тридцать он отдал приказ выступать. БТР батальона двинулись на мост первыми. Некоторые солдаты плакали. В девять сорок пять Громов последовал за ними на командной машине, несущей знамя 40-й армии. Она пересекла мост последней. Вывод советских войск завершился.

На другой стороне реки солдат ждали местные чиновники, сотни советских и иностранных журналистов и родственники не вернувшихся солдат, надеявшиеся, несмотря ни на что, узнать, что тех нашли живыми и невредимыми в последнюю минуту. В толпе был Александр Розенбаум, молодой журналист из архангельской газеты «Северный комсомолец». Пятьдесят девять парней из Архангельска погибли в Афганистане. Трогательный репортаж Розенбаума с церемонии заканчивался вопросами, которые теперь задавали все: зачем мы отправились туда? кто виноват?

Солдат обнимали, целовали, бросали цветы вслед машинам. Громова ждал его сын Максим, он бросился обнимать генерала. Потом звучали речи, потом они пообедали в ближайшей столовой для офицеров. Громов позвонил Язову, и тот без энтузиазма поздравил его. И на этом, если не считать административной рутины, все было кончено.

* * *

Даже тогда официальная пресса распространяла мифы. В последние дни войны «Правда» сообщала: «Грянул оркестр. Страна приветствовала возвращение родных сыновей. Наши парни возвращаются, выполнив свой интернациональный долг… За эти годы советские солдаты в Афганистане отремонтировали, восстановили и построили сотни школ, лицеев, училищ, три десятка больниц и столько же детских садов, около четырехсот жилых домов, тридцать пять мечетей, многие десятки колодцев, около ста пятидесяти километров арыков и каналов… Они занимались охраной военных и мирных объектов в Кабуле».

На мосту солдат не встречали ни партийные деятели из Москвы, ни правительственные чиновники, ни сотрудники Минобороны, ни люди из Кремля. Годы спустя они объясняли, что война была грязная и что проделать путь до Термеза означало бы одобрить преступление. Это была серьезная оплошность: предельно неудачный политический ход и просто дурной поступок. Это оскорбление солдаты не забыли и не простили.

Глава 13.

Война продолжается

Военнослужащие 40-й армии, пересекшие мост, не были последними русскими солдатами, покинувшими Афганистан, и не последними сражавшимися там. На территории посольства остались десантники, охранявшие посольство и его заметно сократившийся штат. Дипломатов перевезли в посольство из советского микрорайона и других частей города. Советские военные специалисты продолжали работать в афганской армии, помогая управлять сложной техникой. Советский спецназ и разведчасти по-прежнему действовали в удаленных от столицы провинциях, особенно граничащих с Советским Союзом.

А некоторые двинулись в обратном направлении, назад в Кабул. Самолеты теперь летали полупустыми. Андрей Грешнов вернулся в начале января, везя с собой более 250 килограммов ручной клади. К счастью, в момент прибытия в аэропорту не было таможенников, так что Грешнову не пришлось объяснять, почему в банках из-под варенья и бутылках с резиновыми пробками, которые он вез, алкоголь. Он и другие советские корреспонденты по большей части болтались по окрестностям, не имея заданий, или сидели на своих виллах, установив там резервные телетайпы на случай, если в городском офисе что-то пойдет не так.

У ужесточения режима была и положительная сторона. Магазин посольства мог похвастаться богатым выбором незнакомых продуктов и потребительских товаров, в него перевезли все, что оставалось в военных магазинах. Норму спиртных напитков повысили до четырех бутылок молдавского коньяка и четырех бутылок белого вина на человека. Пива можно было брать сколько угодно.

Перед отъездом солдаты сбывали все, что можно было продать: боеприпасы, пищу, одеяла, простыни, ширпотреб, солонину, греческие соки, голландскую газировку, польскую и венгерскую ветчину, зеленый горошек, подсолнечное масло, мясные консервы, чай и сигареты. Рынок был перенасыщен, так что советские продукты продавались в магазинах еще несколько лет.

Группа прапорщиков провернула удивительную аферу. Части ВВС ящиками выбрасывали «нурсики» — пластмассовые колпачки от ракет[62]. Из колпачков можно было пить, но другое применение им найти было практически невозможно. Аферисты обошли магазины, спрашивая, есть ли в продаже «нурсики». Лавочники о «нурсиках» никогда не слышали и спрашивали, для чего они нужны. «Вам не понять, — отвечали аферисты. — Очень нужная штука, очень редкая, очень дорогая». Выбросив на рынок несколько ящиков колпачков, прапорщики выкупили их по взвинченным ценам. Из-за алчности лавочников цены взлетели до небес. Когда спрос достиг пика, аферисты распродали два грузовика «нурсиков» и вышли из игры. Лавочники пожаловались на них в советское посольство, но им ответили: не выносите жара — не ходите на кухню. Много лет спустя торговцы еще удивлялись, как же они позволили себя так грандиозно надуть.

Внимание Грешнова привлекла одна деталь. У здания ЦК армии в Кабуле стоял памятник — Т-62 на пьедестале. Он находился там не менее десяти лет, еще со времен Амина. Грешнов все любопытствовал, в рабочем ли состоянии танк. Три года спустя бойцы Ахмада Шаха Масуда сняли танк с пьедестала, отступая из столицы. Они наполнили бак дизтопливом, заменили аккумуляторы и уехали в Панджшерское ущелье.

Гражданская война продолжается

40-я армия ушла. Бушевала гражданская война. Боевой дух моджахедов был по-прежнему высок, и оружие все так же поступало к ним из Пакистана в нарушение Женевских соглашений. Пакистанцы никогда и не думали их соблюдать: президент Зия-уль-Хак как-то сказал Рейгану, что они отрицают свое вмешательство в афганскую политику, поскольку у мусульман есть право лгать ради благого дела. Большинство считало, что режим Наджибуллы скоро сменит исламистское (возможно, даже фундаменталистское) правительство, как мрачно замечало ЦРУ, «в лучшем случае колеблющееся, а в худшем — открыто враждебное, особенно по отношению к США».