Читать книгу "Калиостро - Елена Морозова"

При поддержке епископа Калиостро приступил к своеобычной практике целительства и вскоре поднял на ноги недужного 76-летнего старца и тяжелобольную женщину. Слухи о чудесном выздоровлении облетели город, и люди потянулись к целителю. Но через несколько недель оба чудесно исцеленных скончались, и вокруг Калиостро вновь образовалась зловещая пустота. А вскоре городским властям пришел императорский приказ о высылке Калиостро — «иллюмината, шарлатана и проповедника запрещенного обряда». Возможно, если бы князь-епископ был менее расположен к своему гостю и поспешил выполнить высочайшее приказание, магистр снова направился бы куда глаза глядят и, может, так бы и не доехал до Рима. Но монсеньор Тон очень хотел оказать услугу своему необыкновенному гостю и написал в Рим кардиналу Бонкомпаньи с просьбой выдать Калиостро охранную грамоту. Тем временем пришло письмо от отца Серафины, где говорилось, что ее муж может свободно въехать в Вечный город. Разумеется, слова зажиточного ремесленника не имели никакого веса для властей, но Серафину, с самого отъезда из Швейцарии состоявшую в переписке с родителями, они приободрили настолько, что она решила пойти на хитрость и принялась уговаривать епископа Тона представить папе Египетский ритуал ее супруга. Тон, ознакомившийся с ритуалом по просьбе Калиостро и не обнаруживший в нем ничего противоречащего догмам католической церкви, долго уговаривать себя не заставил (тем более упрашивать Серафина умела прекрасно) и составил представление. Сам того не ожидая, Калиостро оказался в осаде, не оставлявшей ему иного выхода, кроме как ехать в столицу католицизма. В принципе все вроде бы складывалось так, как ему хотелось: «Ритуал» получил одобрение трех высоких служителей церкви (кардинала Рогана, епископов Фелипо д’Эрбо и Тона), а значит, его можно представлять папе. Князь-епископ охотно залатал финансовые дыры в бюджете семейства, а «дорогая женушка» Серафина готова идти в Рим хоть пешком. Да и сам он не прочь помириться с церковью, хотя, в сущности, ссориться с ней у него даже в мыслях не было. В суете он просто позабыл о ее существовании, перестал ходить к мессе, не исполнял церковных обрядов… Но разве в этом дело? В душе он как верил в Господа, так и продолжает в него верить. И «Ритуал» его исполнен почтения к религии и христианству. Кстати, прежде чем представлять его папе, надо бы заручиться поддержкой еще и Мальтийского ордена; впрочем, орден постоянно держит в Риме своего посла… И хотя внутри что-то упорно противилось этой мысли, Калиостро решил, что все дороги ведут в Рим.

Стоило графу принять такое решение, как Тону пришел ответ от кардинала Бонкомпаньи: «Господин Калиостро не находится под подозрением у Папского государства, а потому может обойтись без охранной грамоты, кою он при вашем почтенном посредничестве запрашивал». Посчитав такой ответ положительным, епископ радостно сообщил его магистру и от себя вручил ему рекомендательные письма к кардиналам Альбани, Колонна и Бонкомпаньи. Серафина не скрывала своего ликования. Внутренний голос шептал Калиостро что-то очень невнятное, но граф окончательно перестал к нему прислушиваться и стал собираться в Рим. Тщеславие возобладало над осторожностью. Тихая, пусть даже обеспеченная, жизнь в каком-нибудь захолустье не для него — он по-прежнему жаждет блистать, выступать перед разряженной толпой, снисходительно принимать восторги и поклонение. Все это уже было, подсказывал ему внутренний голос. Но так почему бы ему не добиться этого вновь? А где искать славу, как не в большом городе? Города Германии ему заказаны, так же как Лондон и Париж… остается Италия. Конечно, можно отправиться и в Испанию, но эта страна не его размаха, и вдобавок там столь сильна католическая вера, что в чудеса верят только тогда, когда их творят святые. А если не ходишь в церковь, то непременно донесут, а там и до костра недалеко… в просвещенный-то век! Он вспомнил, как вчера с почтением на лице он выслушал речь епископа о благодетельном влиянии церковных обрядов, а дома целый вечер хохотал во все горло над этой дурацкой мишурой. Нет, надо ехать в Рим… он сумеет убедить папу в твердости своей веры и в христианской сути своего масонства, кое он намерен сделать оплотом Церкви. Если понадобится, он даже уберет упоминание о Египте.

Пока Калиостро размышлял, а епископ Тон пытался заново приобщить его к церковным обрядам, от императора Иосифа пришло гневное письмо: как епископ посмел не исполнить его приказание и не выдворить мошенника Калиостро из своих владений? Тон больше не мог поддерживать магистра, и супруги — к великой радости Серафины — отбыли в Рим.

Поклонники и адепты взирали на графа как на божество, их восторги придавали мэтру уверенности в собственной значимости, и не исключено, что именно эта уверенность и привела его в Рим, где, как он знал, папы под страхом смертной казни запретили масонство. Однако он почему-то надеялся, что убедит понтифика взять под свое покровительство масонов египетских…

27 мая 1789 года граф и графиня Калиостро вышли из экипажа у дверей респектабельной римской гостиницы «Скалината», что на площади Испании. Лоренца (в Риме она отказалась от имени Серафина) мечтала, что они станут жить у ее родителей. Но супруг даже слышать об этом не хотел. После Бастилии, после газетной травли, после путешествия, более похожего на бегство, он не намеревался ютиться в квартирке ремесленника. Он жаждал одержать великую победу, а чтобы не умалить ее величия, он обязан держать себя соответственно своему высокому замыслу. Внутренний голос по-прежнему не оставлял его в покое: теперь он упрямо твердил, что его попытка возвышения станет последней. Так что отступать некуда, на карту надо ставить все. Впрочем, вряд ли Калиостро полностью утратил зоркость взгляда и знание людской натуры. Он и без внутреннего голоса понимал, что шанс остаться на пьедестале у него последний. Для вящего шику он нанял слугу и секретаря — умного и расчетливого уроженца Швейцарии отца Жозефа Франсуа Рулье де Сен-Мориса (Сан-Маурицио). На этом деньги кончились, и супругам Калиостро пришлось перебраться в небольшой дом в Трастевере, на площади Фарнезе, неподалеку от дома родителей Лоренцы. Владельцем этого дома являлся церковный староста Филиппо Конти, дальний родственник семьи Феличиани. Похоже, Лоренца уговорила его основательно снизить арендную плату.

Недовольный вынужденными переменами, Калиостро принялся по-своему обустраиваться в доме, велев — несмотря на протесты Серафины — выбросить на помойку массу облупившихся фигурок Мадонны и еще каких-то церковных штучек. Обнаружив, что спальня находится рядом с маленькой домашней молельней, он велел переделать ее под туалетную. Чего было в этой переделке больше — злости на неудобное жилище или стремления досадить святошам — родственникам жены, к помощи которых все же пришлось прибегнуть, — неизвестно. На суде этот поступок будет расценен как богохульство.

Сочинив с помощью отца Рулье прошение, Калиостро отправил его папе вместе с рекомендательными письмами епископа Тренто; ответа не последовало. И хотя Калиостро не мог не понимать, что его скандальная слава добралась до Вечного города раньше, чем он сам, молчание раздражало его и обижало, как никогда. Похоже, ему в голову не приходило, что в те сложные для Церкви времена, когда ветры перемен сотрясали основы не только тронов, но и Святого престола, его предложение изначально было обречено на провал. Многовековое здание Церкви пошло трещинами, низшее духовенство постепенно превращалось в оппозицию, причем революционно настроенную, что впоследствии найдет свое отражение в расколе духовенства революционной Франции. Священники отказывались признавать свою власть от епископов и утверждали, что получают ее от самого Бога. Кое-где раздавались голоса в поддержку выборной системы епископов. Авторитет князей церкви подвергался не меньшим нападкам, чем авторитет князей мирских. В адрес папы летела не менее язвительная критика, чем в адрес королей. Стабильный испокон веков миропорядок шатался, грозя рухнуть и ввергнуть мир в хаос. В таких условиях любые новые идеи могли стать тем камешком, который, брошенный на чашу весов, перетянет их в сторону смуты. И Джованни Анджело Браски, ставший 15 февраля 1775 года папой под именем Пия VI, приказал присмотреться к скандально известному целителю, опасному франкмасону и чернокнижнику Калиостро. Отличавшийся консервативными взглядами, Браски ненавидел масонов, которых изначально подозревал в революционных воззрениях, а после 14 июля 1789 года и вовсе стал считать виновниками разразившейся во Франции революции. Несмотря на мирный характер масонства, он уловил заложенное в нем протестное зерно. В ложах царило равенство, все называли друг друга братьями и обличали социальное зло, хотя и не называли его источника и не призывали к борьбе с ним. Масоны верили в Бога, но отвергали постулат «Нет спасения вне церкви». Так что речи, произносившиеся на собраниях лож, можно было расценивать как очевидную пропаганду, направленную против существующих порядков. И, запрет на масонские общества во владениях пап никто не отменял. А Калиостро, пытавшийся под видом служения Господу протащить свои масонские идеи, еще и занимался черной магией! Иначе говоря, мог известными ему способами вселить демона в тело мужчины или женщины, обладал предметами, заключавшими в себе дьявольскую силу, и умел изготовлять привораживающие напитки. Любовных напитков Калиостро вроде не изготовлял, но его настойки и микстуры для лечения всех болезней вполне могли сойти за колдовское зелье. Иными словами, оставалось собрать улики и арестовать подозрительного субъекта.