Читать книгу "Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 1: Левый берег и острова - Борис Носик"

Уже через год после этой славной победы в Париже был построен каменный мост, у основания которого стояли символические скульптуры солдат четырех родов войск, участвовавших в сражении, – гренадер, зуав, горный стрелок и артиллерист. После перестройки моста в 1974 году из четырех солдат остался только один – зуав, и уцелел он вовсе не по причине своих давно забытых родиной военных заслуг. Дело было в том, что к моменту перестройки моста зуав этот пользовался у парижан не меньшей популярностью, чем пользуется в нашу эпоху теледиктор. Еще во времена знаменитого паводка 1910 года парижане с тревогой сообщали друг другу, что зуаву, мол, уже воды по горло, вместо того чтобы с научной скрупулезностью сообщать, что вода, мол, «достигла отметки 8 метров 62 сантиметра». A недавно, когда наводнения заливали соседние Бельгию, Голландию и собственный французский Камарг, парижане были больше всего обеспокоены тем, что «нашему зуаву уже выше колена». Ибо только во времена наводнений парижане вспоминают, что Сена не только относится к числу городских магистралей и главных украшений великого города, но является до сих пор элементом природы, и сколько ни загрязняй реку отходами производства и быта, она может вдруг явить собой грозное явление природы, а то и вовсе природную катастрофу; так что за ней, за рекой, нужен глаз да глаз. Вообще-то кое-какие соображения на этот счет приходили парижанам в голову и раньше, скажем после наводнения 1585 года или после наводнения 1658 года. Так или иначе, уже при короле Филиппе Красивом в 1313 году была построена первая в Париже каменная набережная – набережная Августинцев. XIV век оказался вообще веком строительства набережных, однако пришлось ждать XIX век, точнее, 1846 год, чтобы город получил защиту от неистовства Сены. В 50–60-е годы XIX века на Сене и ее притоках были построены заграждения, позволявшие регулировать уровень реки во время паводка. Ныне существует уже широкая сеть оповещения, наблюдения за рекой, действуют 80 измерительных пунктов, целая сеть теленаблюдения, особые компьютерные устройства. Однако, как вы заметили, коленки зуава на мосту Альма и нынче верный сигнал тревоги для парижан.

В тоннеле у моста Альма, как всему миру известно, Великобритания потеряла недавно в автомобильной катастрофе свою легендарную принцессу, разведенную жену принца-наследника. Бедняжка Диана погибла (скорей всего, в результате неосторожности шофера) в обществе очередного претендента на ее свободную руку и мятущееся сердце, богатого молодого египтянина, чей отец владеет самым крупным в Лондоне универмагом.

Над входом в тоннель маячит в последние годы невразумительная копия пламени с факела все той же нью-йоркской статуи Свободы Бартольди.

Еще не доходя до моста Иена начинаются по левому берегу Сены причалы Парижского автономного порта. Это государственная организация, созданная в 1790 году, а по размерам это первый речной порт Франции и второй речной порт Европы. Он осуществляет до 15 процентов внутригородских перевозок и помогает предприятиям находить рациональное решение проблем транспортировки. Скажем, недавно Парижский порт заключил контракт с Московским портом на перевозки грузов в Москву из Парижа. Конечно, баржа будет ползти через реки и моря, потом от Петербурга до Москвы две недели, там, где мощные грузовики с прицепами дошли бы за четыре дня, но на сухопутных путях Восточной Европы нынче, как в Средние века, орудуют шайки «пиратов», и доставка грузов стала ненадежной, а возрождение морского пиратства пока запаздывает…

Вдобавок к транспортным проблемам Парижский автономный порт решает проблемы швартовки и стоянок самых разнообразных судов, в том числе прогулочных корабликов, яхт и жилых барж. Обратите внимание, как много парижан безбедно живут на собственных баржах, пришвартованных к старинным набережным города где-нибудь под бережком, под деревьями, в пригороде: неплохое жилье, со всеми удобствами… А вообще-то в распоряжении здешнего автономного порта 300 портовых сооружений и полтысячи километров водных путей. Но конечно, нет уже того, что было, – нет, скажем, больше «мастеров моста». Ведь вплоть до середины XX века перевозки по Сене играли столь важную роль, что существовала (начиная с XIV века) профессия «мастеров моста», а потом и «начальников моста», особых лоцманов, проводивших суда под мостами. Существовали также особые корпорации, обеспечивавшие перевозки зерна или дров, ведавшие стоянками, швартовкой, городской переправой. Без «мастеров моста» нельзя было пришвартоваться в городе, произвести разгрузку или сойти на берег. Специалисты контролировали соблюдение правил, а представители старинного союза (Ганзы) взимали плату. Существовала строжайшая регламентация речного плавания и погрузки, существовало множество речных и портовых профессий. Все это в прошлом…

Если напротив моста Альма пойти от площади Резистанс к югу по левой стороне авеню Буске, то через пару минут наткнешься на улочку Коньяк-Жэ, которая проложена параллельно набережной Орсэ.

Улица эта обладает не только скромной протяженностью, но и до крайности скромной по парижским масштабам историей. Она возникла лишь в 1938 году. Название ее не имеет отношения к известному спиртному напитку, а связано с именами супружеской пары, которой принадлежал этот земельный участок: их звали месье Коньяк и мадам Жэ. Они были не больше и не меньше, как основателями огромного универмага «Самаритэн». Из немногочисленных домов этой улицы меня в первые годы моей парижской жизни особенно волновали дом 13 и дом 15. Здесь размещались телестудии, где записывали мою любимую здешнюю программу – «Апостроф» с ведущим Бернаром Пиво. В этой программе выступали авторы новых книг, о которых сами они говорили со сдержанным достоинством, а веселый живчик Бернар Пиво с удивлением и восторгом. Да и авторы были колоритные – Джейн Фонда, Витторио Гасман, Евгений Евтушенко, какая-то маленькая школьница, которая была парижской соседкой самой что ни на есть Симоны де Бовуар.

Назавтра после просмотра очередного выпуска «Апострофа» я бегал по Парижу, искал эти книжки, которые привели в такой восторг Бернара Пиво, бегал и даже их покупал. Мало-помалу мой энтузиазм угас. Книжки были никудышные, и я понял, что книжки тут ни при чем. Это просто «шоу», телезрелище, культурное развлечение. А все эти искрометные диалоги, все эти как бы сымпровизированные вопросы и ответы были вымучены сценаристами и отрепетированы к записи. Еще я заметил, что участники диалогов во всех этих программах гостелевидения до крайности сдержанны в суждениях и даже, я бы сказал, трусливы, так что если у них и нет цензора, то есть у всех здешних журналистов жестокая самоцензура. Понять причины такой робости нетрудно. Как пел старинный русский бард, «а жить-то хочется». Особенно я был удручен передачей о капитальном труде молодых французских историков «Черная книга коммунизма». Выпуск «Апострофа» был заказным разносом, в передаче не было разговоров по существу редкостной этой книги, основанной на документах из открытых в то время московских архивов, а были только жалобы «свидетелей чести», вроде как на парижском «процессе Кравченко» в 1949 году. Жалки были эти пуганые «свидетели», жалок был ведущий, да и молодые авторы книги «с перепуга скушали друг друга». Больше я передачу эту, да и вообще местное телевидение, не смотрел. Однако вспоминал время от времени два вполне замечательных выпуска.