Читать книгу "Воспоминания о Евгении Шварце - Евгений Биневич"

… О Евгении Львовиче можно говорить много, масса впечатлений, масса встреч. Мы с ним часто говорили на Щучьем озере, в Репино, на набережных Невы, когда он рассказывал что-нибудь новое, интересное. У него была масса новых замыслов, но он очень переживал выход каждого своего произведения на сцене. И я думаю, что это повлияло на его здоровье и преждевременную смерть, ибо так, как он переживал, как он волновался и близко принимал к сердцу — этого не расскажешь. Всегда хотелось как-нибудь его от этого дела отвлечь, чтобы он не портил себе здоровье. Очень он близко к сердцу принимал и успех своих произведений, и их трудное прохождение, ибо он писал в период сложной идеологической борьбы, и это отражалось на его «сказочных» работах. Даже такая сказка, как первая пьеса для взрослых в театре Комедии, еще до моего прихода в театр, «Принцесса и свинопас», хотя она и была сделана по заказу театра, получилась прекрасная пьеса, но в те времена нам категорически не разрешили ее ставить. Мы в течение нескольких лет обращались в Репертком, но нам не удалось добиться ее постановки.

Ефим Добин

Добрый Волшебник

У близко знавших Евгения Львовича Шварца наверняка осталась в памяти особенная его улыбка при встрече. Она была заметна уже издали. Дрожала где-то на конце подбородка и, казалось, говорила:

— А сейчас вы услышите забавнейшую историю.

Или:

— А я припас вам чудную остроту. Эпиграмму. Каламбур. Шутку про нашего общего знакомого.

И вы сразу начинали улыбаться в предвкушении забавной истории. Или остроты, шутки, иронического намека.

Не следует только думать, что Женя Шварц (так звали его друзья) принадлежал к категории присяжных остряков, как правило, утомительных. Шварц не трудился подолгу над своими экспромтами. Они рождались у него свободно и легко. А главное — он испытывал жгучую потребность рассказывать людям, к которым питал симпатию, что-то веселое, комическое, остроумное. Ему очень нужно было привести своего собеседника в доброе состояние духа.

В его сказках часто фигурировал добрый волшебник. Это был он сам.

И как радовались мы каждой встрече с Евгением Львовичем! Как ободряла эманация веселости, постоянное излучение доброго душевного расположения! И как непроизвольно светлели лица собеседников при одном упоминании слов: «Женя», «Шварц», «Евгений Львович».

До конца дней своих он сохранил какую-то детскость. Старожилы комаровского Дома творчества помнят его уморительную «дуэль на животах» со сценаристом Константином («Котом») Исаевым. И Евгений Львович, и Исаев в равной мере обладали весьма солидной корпуленцией. «Дуэль» придумал Шварц. Соперники надували животы и раздувшимися полушариями старались оттолкнуть друг друга с занятой позиции.

Все проделывалось с величайшей серьезностью и спортивным азартом. А окружающие помирали со смеху.

На юбилейном чествовании старика Чапыгина (1) Шварц выкинул неожиданный номер. После торжественного, по всем правилам заседания (Чапыгина любили и почитали) Евгений Львович встал на стул и начал изображать «собачий юбилей». Он лаял на самые разные лады. Солидный, преисполненный собственного достоинства, на басах. И визгливый, с подобострастием. И заливающийся в упоении славословия. И ласково-заискивающий. И сурово-снисходительный. И трусливо-завистливый. Целая галерея «характеров».

В этой выходке проявился Шварц-сказочник, который вывел стольких героев-зверей. Он их наделял человеческими качествами, иногда даже своим собственным юмором. В пьесе «Красная Шапочка» лиса (ее бесподобно играла в ТЮЗе артистка Е. Уварова) удивляется странному вкусу осла. Чертополох, шиповник — это ведь несъедобно. «Я люблю острое», — отвечает осел (2).

Так же, как можно было безошибочно установить авторство Михаила Светлова в любой из его острот, распространявшихся со скоростью света, так же было и специфически «шварцевское» в его юморе.

— Почему кошка, выброшенная из комнаты, обязательно хочет вернуться и царапается в дверь?

Я, конечно, не знал.

— Она боится, что, воспользовавшись ее отсутствием, люди скушают всех мышей.

Не всегда юмор Шварца был таким безоблачным и безобидным. Далеко не всегда. Увидев у меня все книжки Перельмана — «Занимательная физика», «Занимательная геометрия», «Занимательная арифметика» и так далее, Евгений Львович как бы мимоходом заметил:

— А хорошо бы написать «Занимательный краткий курс истории партии».

В те годы все, что выходило из-под сталинского пера, официально обожествлялось. Намекнуть на сухость и скуку его произведения — было равносильно государственному преступлению.

Остроту эту я, разумеется, тут же «забыл». Так же, как и ядовитую «сказку об одном руководителе».

Сказка была длинной. Рассказывал ее Евгений Львович не торопясь, уснащая каждый раз новыми деталями.

«В некотором городе жило Руководящее Лицо. Все делалось благодаря ему. С его именем на устах строились заводы, шились костюмы в ателье, готовились спектакли, занимались школьники, выпекались булки. Даже заключались браки и рождались дети.

И вот завелась там шайка гангстеров. Так как детей миллионеров в наличии не было, они решили похитить Руководящее Лицо.

Шестеро молодцов в рабочей прозодежде вошли в приемную и заявили секретарше, что Хозяин приказал выбить и вычистить ковер. Она открыла французским ключом дверь в священный кабинет, и, кряхтя от натуги, шестерка вынесла оттуда свернутый в рулон огромный ковер.

В тайном загородном пристанище из ковра извлекли Руководящее Лицо, поместили в комфортабельно обставленную пещеру и роскошно накормили.

Чтобы установить размеры паники, объявшей осиротевшее население города, был послан один из членов шайки. Посланец вернулся чрезвычайно удивленный.

Ни в магазинных очередях, где он толкался, ни у трамвайных и троллейбусных остановок, ни в парикмахерских и на вокзалах — нигде не слышал он разговоров об исчезнувшем Хозяине.

— Подождем, — хладнокровно сказал предводитель шайки и через неделю послал другого лазутчика. Сведения были неутешительны. Не было никаких следов траура, смятения, даже обыкновенного волнения. Заводы дымили. Магазины бойко торговали. Ребята весело мчались из школ, на ходу лакомясь мороженым. Театры и кино были полны.

Предводитель задумался: все это было очень странно. Он сам решил пойти на разведку. Его ожидало тяжелое разочарование. Ну, то, что не было слышно разговоров о пропавшем Лице, можно было еще объяснить: на прием к нему никто не осмеливался явиться, он сам вызывал людей. А секретарша побоялась что-либо сообщить.

Но как город продолжал жить нормальной жизнью? И — самое неожиданное! — почему лица прохожих стали веселее? Почему они любезнее, нежели раньше, раскланивались друг с другом? Почему даже продавцы поражали необыкновенной вежливостью? Почему спектакли стали намного интересней?