Читать книгу "Грот в Ущелье Женщин - Геннадий Ананьев"

Еще раз вышли на связь с заставой. Все без изменений. Нет пловцов – и все тут. Только акустики Конохова на какое-то мгновение засекли шум винтов подводной лодки. Потом вновь все стихло. Показалось? А если нет? На помощь Конохову идет еще один сторожевой корабль. И это в такой шторм! Волны покрупней и поковарней вот этих кочек. Ну да каждому свое. Пехоте – земля, моряку – море. Наши версты тоже не меряны.

Промокшие и изрядно уставшие вышли мы к устью Гремухи. Тут ветер еще вольней гуляет. Треплет беззащитные березки, завывает в расщелках. Грустное зрелище, тоскливая мелодия. Кипит, пенится салма, а Благодатная только рябит, лишь вздрагивая зябко. И как маяк, что в губу можно входить без всякой опаски, стоит на Крестовом наволоке старуха в трауре. Ждет сына. Показывает ему безопасный путь.

С трудом я оторвался взглядом от этой горестной черной стати, чью судьбу, как и судьбы многих поморов и поморок, искалечил Север. Вот и сегодня кому-то предопределено больше не ступить на причал родного порта или становища.

Но мысли о коварном и жестоком Севере остаются мыслями, а поиск продолжать нужно. Фирсанов уже вызывает заставу. Сейчас переговорим и двинемся. Фирсанов по левому берегу, мы с Гранским – по правому.

– Перехожу на прием, – говорит Фирсанов в микрофон и передает его мне.

Есть новость. Радисты на корабле Конохова перехватили радиограмму. Открытым текстом на английском: «Перехожу на вариант Катрин». Запеленговать место, где работал передатчик, не удалось.

Катрин? Катрин? Сразу всплыл в памяти голос старика бригадира: «Муйчесь Катрин – Красавица Катерина». Там они пловцы, в Ущелье Женщин! В этом я почти уверился.

Неисповедимы пути вражеских агентов. Все они подчиняют своим зловещим замыслам. Все. И даже старинные легенды. Агрессор берет напрокат вековой опыт агрессора.

Я, думая об этом, продолжал разговор с заставой. Полосухин, как сообщил дежурный, собрав резерв (повара, сменившегося со службы часового и двух строителей) бежит к нам. Нам приказано, перекрыв устье Гремухи, ждать его.

Есть время для размышлений. Почему в эфир вышли открыто? Что мы ищем их, они знают. Не могут не знать, что эфир тоже под контролем. Видимо, расчет на кратковременность передачи. Или – на шторм. Пограничные корабли уйдут на базу либо укроются в тихих бухтах, и можно будет подойти поближе подводной лодке. Ей-то в глубине шторм нипочем. Потом сюда, вверх по Гремухе, поднимутся пловцы с запасными баллонами и буксиром. На слабаков расчет. Не побежит прятаться от волны Конохов. И второй корабль, который уже пришел на помощь, тоже не покинул заданный квадрат. Не подойдут близко к берегу ни надводный корабль, ни подводная лодка.

Остается воздух. Но в такой ветер появление самолета, особенно же вертолета – почти исключено. Хотя и гарантии полной нет. Нам в любом случае нужно спешить к Ущелью Женщин. Приказ ждать, однако, отдан. Стало быть – жди.

Вода уже заметно прибыла. Еще минут пятнадцать – двадцать, и не перебредешь Гремуху.

– Вот что, поступим так: Фирсанов здесь остается, а мы с Гранским переходим на правый берег, – распорядился я и направился к берегу. И своевременно. В некоторых местах вода едва не доставала края голенища сапог.

Лишь только мы перебрели Гремуху, как подбежала группа Полосухина. Мокрая, как и мы, но разгоряченная. Полосухин сразу же отправил к Фирсанову повара и одного строителя (вдруг, хотя и маловероятно, пловцы на левом берегу), а нам скомандовал:

– Цепью. На видимость интервал. Вперед!

Первый километр пробежали. Дальше спешить нельзя. Где они? Вдруг ближе падунов. А что вооружены они, это уж точно. Универсальное оружие. Что в воде, что на суше.

– Нужно было раньше Гремуху перекрыть, – высказал я Полосухину свое сожаление.

– Непонятно все это…

– Что?

– Азы пограничной службы забыли. Я вообще Гремуху исключил. У тебя возникло сомнение, но ты отступил от правила: есть сомнение – проверь. На чем и держится наша служба. – Вздохнул и после небольшой паузы заключил: – Впрочем, и здесь их, может, нет, и не было.

Вполне возможно. Откуда гарантия, что наша догадка верна?

Подошли к вараке. Голая она еще. Березки едва набухли почками, а морошка еще не зацвела – здесь вольготней холодному ветру, студит он деревья и травы. Только елки да сосенки зеленеют пышно. Вот к ним-то и нужно особенно внимательно приглядываться.

Метр за метром позади. Ничего подозрительного. Вот уже и падик со своими горелыми костяными стволами. Его можно пройти поскорей. Но Полосухин не торопится выходить на кочкастый луг. Укрывшись за пушистой сосенкой на опушке, осматривает в бинокль скалистый гребень за падиком. Вот, наконец, подает сигнал: «Вперед».

Наряд Фирсанова опередил нас метров на сто, мы сейчас стараемся догнать его, бодаем ветер капюшонами. Сравнялись. Идем в одну линию. Никаких следов. Ни на нашем, ни на том берегу. Вот и Падун. А дальше – скалы. За ними – Ущелье Женщин. Левый берег тоже круто поднимается вверх, только там подъем проще, ровнее. Наряд Фирсанова уже двинулся вперед, а мы определяем каждому маршрут, выбирая неглубокие расщелины.

Вот начали и мы подъем. Карабкаемся, цепляясь за острые выступы. Что тебе заправские альпинисты, только нет у нас страховочных веревок и смотреть нужно нам не только под ноги: где они – пловцы? Вдруг вон за той скалой? Или вот за этой?

Прошипела с левого берега красная ракета, прорезая упругий ветер, и впилась в скалы там, за хребтом. Где спуск к Ущелью Женщин. Теперь ясно, где пловцы, и опасаться каждой скалы не нужно. Главное, значит, наверх побыстрей. Что есть силы! А как назло, капюшон сползает на глаза. Подтянуть бы его, но некогда.

Взобрался я на хребет, а Полосухин уже там. Лег и я рядом с ним, жду, что скажет. А он вправо пополз, где скала выдается немного вперед, как бы нависая над обрывом, и с которой, как я понял, он решил осмотреть весь обрывистый склон. Пополз и я за ним. И в это время еще одна красная ракета прошипела с левого берега и врезалась в террасу, которая тянулась от самой реки по склону метров пятьдесят, постепенно сходя на нет. Почти у самого конца террасы – небольшой грот, а терраса эта будто специально была создана природой, чтобы проходить по ней в грот, где можно укрыться от непогоды.

– В гроте засели! – буркнул Полосухин и зло выругался.

И было отчего. Справа, от реки, к гроту не подойти – как куропаток постреляют. Слева можно подобраться, но только ползком. Обе руки будут заняты. А стрелять как? Из грота же, когда поближе подползешь, могут вполне встретить пулями. Сверху – метра четыре. Не спрыгнешь. Да и прыгать, чтобы тебя прошили в упор пулями – какой резон? Но ругайся не ругайся, а предпринимать что-то нужно. Не мокнуть же под холодным дождем, при беснующемся ветре до бесконечности. Да и подмога на полной воде может к пловцам подойти. Тогда еще трудней придется.

Полосухин подал сигнал: «Всем оставаться на месте», – а сам поднялся и подошел к обрыву, где, немного левее грота, лежал Гранский. Склонился над обрывом и крикнул: