Читать книгу "Пятый всадник - Александр Харыбин"

Я ничем не мог ему возразить. Ситуацию в нашем российском образовании он описал довольно точно, но насчет западных стран у меня просто не было информации. Поэтому приходилось его доводы просто принять на веру.

– Ладно, – Профессор опять махнул рукой, как бы закрывая тему, – хватит об образовании, хотя этот вопрос тоже очень важен. Потому что усложнение инфраструктуры и одновременное понижение образовательного уровня населения несет в себе еще одну мину замедленного действия под фундамент цивилизации. Но раз уж мы начали говорить о либерализме, то хочу задать один вопрос – какие, по-вашему, признаки определяют степень прогрессивности того или иного общественного строя?

Вопрос явно не был риторическим и требовал ответа. Я опять почувствовал себя двоечником. У меня даже голова заболела от напряжения.

– Я думаю, более прогрессивный строй тот, который предоставляет больше возможностей для научно-технического прогресса, – я вопросительно посмотрел на собеседника, изучая его реакцию на мои перлы. Профессор широко улыбнулся, обнажив оба ряда зубов.

– Понятно. Масло масляное. Хотя определенный смысл в этом есть. Но как понять, что именно дает больше возможностей для этого?

Профессор сделал паузу, и я не на шутку перепугался, что придется отвечать на его вопрос. Но, к счастью, он продолжил говорить.

– Так вот, самое главное условие – возможность обновления элит. Причем, всех – от государственного управления до науки. А для этого должны хорошо работать социальные лифты. И, как показывает исторический опыт, только сильное государство может их обеспечить. Потому что для любых элит свойственно замыкаться в себе, не пуская в свой круг никого со стороны. Да это и понятно – у всех есть дети, племянники, друзья, наконец, которых нужно пристроить. А без свежей крови элиты загнивают и перестают выполнять свои функции. Но такую ротацию может обеспечить только доступное всеобщее качественное образование. И еще доступное жилье для молодежи, чтобы те могли работать на перспективу, повышать свой уровень, а не пахать с утра до ночи для того, чтобы оплатить аренду или ипотеку. Либерализм же подразумевает отказ государства от подобных обязательств. Так что полная его победа будет означать закостенение элит, а такой общественный строй совсем нельзя назвать прогрессивным. Он, скорее, будет приближаться к рабовладельческому. И еще одна вещь. Либеральная идеология поощряет индивидуализм. А в тех условиях, когда инфраструктура усложняется, от членов общества, наоборот, требуется повышенное чувство коллективизма, умение поступиться удобствами ради окружающих. Помните пробку, в которой мы стояли перед МКАДом? Это хороший пример того, что происходит с инфраструктурой, когда люди перестают учитывать интересы других.

Здесь я с ним был полностью согласен. Эта мысль совпадала с тем, о чем я сам подумал несколько часов назад.

Профессор снова замолчал и поглядел на меня, вскинув голову. Будто спрашивая: «Что, сумел я расставить все по полочкам?». Я вынужден был признаться, что ему удалось сильно поколебать мои либеральные убеждения. Но все равно не мог до конца принять его любовь к сильному государству. Для меня словосочетание «сильное государство» означало диктатуру, репрессии и борьбу с инакомыслием. И, соответственно, к отсутствию конкуренции идей и неизбежному закостенению. Но возражать не хотелось. Я боялся, что эта лекция по философии и политэкономии затянется, а меня и так уже начали мучить головные боли. Мой собеседник продолжал смотреть на меня, безуспешно ожидая с моей стороны вопросов или возражений. Не дождавшись, он заговорил снова.

– Я хочу рассказать одну историю. Подробно описывать не буду, так как, если вам будет интересно, потом сможете найти и почитать в интернете. В середине двадцатого века американский ученый Джон Кэлхун решил посмотреть, что будет с мышами, если им устроить рай на Земле. Суть этого эксперимента была в том, чтобы организовать для мышей помещение, в котором будут созданы максимально комфортные условия для жизни и развития популяции. Чтобы подопытные мыши могли иметь неограниченный источник воды, еды, определённое пространство для жизнедеятельности, материал для строительства норок и все остальное для райской жизни. Всего было двадцать пять попыток за сорок лет. Все попытки заканчивались одинаково – гибелью колонии.

– Они погибали от болезней? – спросил я. Начало истории заинтриговало.

Профессор, как показалось, обрадовался вопросу. Несомненно, в ходе своей лекции он не мог не заметить мой скучающий взгляд и сейчас был рад тому, что удалось меня расшевелить.

– Если можно назвать болезнью расстройства поведения, то, наверное, да. Они не болели в обычном понимании этого слова. За их здоровьем тщательно следили и принимали все меры к тому, чтобы в колонию не проникла никакая инфекция. Но незадолго до краха их поведение до мелочей напоминало жителей современных мегаполисов. Учитывая, естественно, разницу между человеком и мышью. У них появились нарциссы, которые не занимались ничем, кроме самолюбования, в том числе, совершенно не интересовались размножением, матери, убивающие своих детенышей, агрессивные особи, безо всякой причины нападающие на других. Также у них появились изгои, которые селились в самых дальних уголках и отказывались от общения, а еще каннибалы, пожирающие своих собратьев. В общем, через четыре поколения мышей рождаемость начала падать, и еще через четыре упала практически до нуля. Последний мышонок родился на восьмисотый день эксперимента. Продолжительность жизни мышей в этом раю была намного выше той, что наблюдается в естественных условиях, поэтому после последнего рождения агония продолжалась еще довольно долго.

– А какое максимальное количество мышей там жило? – спросил я.

– Пик численности составил две тысячи особей, хотя загон был рассчитан на комфортное проживание девяти тысяч.

– Может, им, все-таки, было тесно?

– Кэлхун на финальных стадиях отселял мышей репродуктивного возраста в другие вольеры. Но они продолжали демонстрировать прежнее свое поведение и отказывались спариваться.

История произвела на меня сильное впечатление. Мне стало интересно, какие могут быть объяснения этим странным результатам? Я спросил об этом.

– Сам Кэлхун, на основании полученных результатов, выдвинул теорию «смерти в квадрате» или двойной смерти. На определенном этапе общество настигает первая смерть – «смерть духа». И тогда оно уже обречено. Приход второй, физической смерти – вопрос не слишком долгого времени. Но объяснением это назвать нельзя, так как не раскрываются причины наступления «первой смерти». Кое-кто все объяснял скученностью, видимо, под впечатлением похожего поведения людей в мегаполисах. Но почему тогда переселенные в новые вольеры мыши не начали нормальный образ жизни? Здесь я должен заметить, что работа Кэлхуна не получила широкого отклика в научной среде. Я бы даже сказал, что она замалчивалась. Тем более, не было никакого освещения экспериментов в средствах массовой информации. В принципе, оно понятно – результаты противоречили взглядам, как западных либералов, так и социалистов-коммунистов о построении всеобщего рая. Получалось, что рай означает неминуемую смерть человечества. Так что в научной и околонаучной литературе непротиворечивых объяснений результатов вы не найдете.