Читать книгу "Моя единственная - Ширли Басби"

Размышляя о событиях своей короткой жизни, он вдруг с необычайной ясностью понял, что в появлении проблем, с которыми он постоянно сталкивался и боролся, виноват прежде всего он сам. Нельзя сказать, что в его падении повинен только Ален. Ни к чему сваливать свои грехи на других. Надо найти мужество признать их хотя бы перед собой. Как ни крути, а даже мерзкая идея поживиться за счет собственной компании пришла в голову именно ему. А все из-за того, что хотелось прослыть искушенным в жизни мужчиной, достойным другом Алена Хассона. Хотелось, чтобы и о нем, как об Алене, в Новом Орлеане шептались с уважением и страхом. Как приятно было делать умопомрачительные ставки за карточным столом и в самых пустяковых спорах, а потом ловить на себе удивленные и испуганные взгляды окружающих. Эх! Если бы не это глупое стремление доказать, что он уже давно повзрослел и знает о тайных сторонах жизни побольше многих других! Именно это мальчишество и толкало его на безрассудные поступки. Франсуа даже задрожал от стыда и злости на себя. Теперь стало ясно и то, что в своей ненависти к американцам он просто подражал Алену. Будто попугай повторял слова знаменитого дружка, стараясь перещеголят того в злобности. В конце концов и сам поверил, что разделяет его чувства. А если быть честным, то Хью ему нравился все больше, по крайней мере сейчас он не может сказать, что не любит своего шурина.

Большую часть времени в “Уголке любви” он проводил в своей комнате, часами глядя в окно. Но, конечно, не открывающийся из него вид интересовал Франсуа. Он мучительно искал выход из создавшегося положения. Что делать? Признаться во всем Жану? Возможно, это самое подходящее решение. Но признаться дяде в собственной подлости, двуличии и беспросветной глупости, сказать, что он оказался самонадеянным болваном, было выше его сил. О разговоре на эту тему с сестрой или матерью и подавно не могло быть и речи. Оставался только Хью… Франсуа помрачнел, тяжело вздохнул и вновь повернулся к окну.

Неужели он дошел до того, что будет спокойно наблюдать, как Ален убьет его шурина? И так он уже оказался причастным к одной смерти. Конечно, не он убил его. Но все равно лицо мертвого Этьена то и дело всплывало перед глазами, будоража совесть. Хью, правда, не Грае. Франсуа не дружил с ним, не знал его с детства, как Этьена. Но с другой стороны, Франсуа все чаще ловил себя на желании познакомиться с ним поближе. Наверняка это пошло бы на пользуй всей семье. Как он будет жить после убийства Хью, зная, что мог, но не сумел предотвратить его гибель?

Конечно, Франсуа не был бы самим собой, если бы тут же не пожалел себя. Но после того памятного разговора с Аленом он все-таки очень изменился. Впервые оглянулся на прожитые годы и пришел в ужас. До какой же степени ослепили его гордыня и самовлюбленность! Разве могут какие бы то ни было причины оправдать бессовестное воровство? Он же фактически обкрадывал, свою семью! Молодой человек поморщился. Слабовольный глупец! И уже ничего не исправить! Честно говоря, он подсознательно ждал этого момента. Знал, что рано или поздно его прегрешения откроются и придется понести наказание. Но что все случится таким образом и так быстро, он не думал. Франсуа отчаянно хотел придумать хоть какой-нибудь план спасения Хью. Но ничего стоящего в голову не приходило. Он вновь глубоко и печально вздохнул.

Горестные размышления прервал стук в дверь. К его удивлению, в комнату вошла Лизетт.

— Вот это сюрприз! Мама! — воскликнул он, заставляя себя улыбнуться. — Что это ты встала в такую рань?

Он взглянул на мать и, несмотря на свои переживания, заметил радостный блеск ее глаз. Улыбка на его лице стала более естественной.

— Так что же случилось? — спросил он, подходя поближе. — Микаэла сообщила, что ты скоро станешь бабушкой? Мне пора привыкать к титулу дяди?

Лизетт покачала головой, вдруг осознав, что не знает, с чего начать разговор с сыном. Все окружающие знали о ее предстоящем замужестве и радостно обсуждали эту новость. Говорили и о возможной реакции Франсуа. Все сошлись на том, что мать должна побыстрее рассказать ему обо всем сама. Наверняка это лучше, чем ошарашить его необычным известием за ужином. Убеждая ее пойти к сыну, говорили, что Джон Ланкастер, судя по всему, понравился Франсуа. Более того, младший Дюпре, похоже, уже не столь удручен тем, что его сестра вышла за Хью. Можно было ожидать, что молодой человек не станет сердиться, узнав, что его maman скоро станет женой Джона, может, даже порадуется со всеми вместе. Но сейчас, увидев грустные глаза Франсуа и его осунувшееся лицо, Лизетт растерялась. Она вдруг почувствовала, что рассказать ему о своих планах ей будет совсем не просто. Материнское сердце сразу почувствовало, что сын чем-то встревожен.

Невольно нахмурившись, Лизетт ласково дотронулась до его руки.

— Что с тобой? — спросила она, не отвечая на его вопросы. — Ты выглядишь таким несчастным.

— О, ничего особенного, — пожал плечами Франсуа. — Не волнуйся. Просто разболелась голова, а в таких случаях не до веселья.

Посмотрев ему в глаза, мать подумала, что сын чего-то недоговаривает. Но мало ли какие тайны есть у каждого молодого человека.

Лизетт покрепче сжала руку Франсуа и, немного смущаясь, повернулась к окну.

— Я хочу сообщить тебе нечто очень важное, — тихо произнесла она. — Надеюсь, что ты будешь рад за меня.

Поначалу казалось, что Франсуа не до конца понял, что она ему сказала. Несколько секунд он молча смотрел на нее, и в глазах его читалось несказанное удивление.

— За.., замуж? Вы с Джоном Ланкастером решили пожениться? — наконец вымолвил он.

Лизетт, нервно сжав руки, кивнула.

— Мы всегда симпатизировали друг другу, — старательно подбирая слова, начала она рассказывать свою историю, сочиненную на коротком совещании в гостиной. — Но я всегда любила твоего отца и всегда была верна ему.

Не говорить Франсуа всю правду предложил Жан. Он сказал, что ни к чему молодому человеку, только начинающему жить, знать о жестокости и лжи отца и деда, которых он так уважал. Куда больше подходит романтическая история о том, что симпатия, возникшая между Джоном и Лизетт много лет назад, так бурно расцвела сейчас. Возможно, в другое время Франсуа усомнился бы в том, что все было именно так. Но сейчас, занятый своими собственными проблемами и обескураженный неожиданной новостью, он воспринял рассказ матери, как абсолютную истину. Более того, он искренне обрадовался.

— Значит, у меня теперь будет приемный отец? А у Джона Ланкастера — два приемных сына, oui? — уточнил он, весело блеснув глазами.

Лизетт кивнула.

— Ты не осуждаешь меня, mon cher? — спросила она с затаенной тревогой.

Конечно, ничто не заставило бы Лизетт отказаться от замужества. Но мнение сына было ей далеко не безразлично, а основания опасаться его возмущения имелись.

— Нет! Что ты! — с искренней улыбкой воскликнул Франсуа и горячо поцеловал мать в щеку. — Я всегда считал, что моя любимая мамочка слишком молода и красива, чтобы оставаться вдовой до конца жизни. А Джон Ланкастер кажется мне приятным человеком. К тому же, — подмигнул он, — у нас в семье уже имеется американец. Теперь будет еще один. Это уже смахивает на традицию. Придется и мне подумать, — добавил он, рассмеявшись, — о женитьбе на американке!