Читать книгу "Крылатый - Анна Тьма"

— Да не о чем говорить, дедуль. Я опять дурак, выбираю неверные пути, принимаю неверные решения… вот и все.

— И все? — Он приподнял бровь, ожидая продолжения.

— Все! — в раздражении повысил голос я. — Если уж я решил немного больше времени уделить реальности, а не только Сети, то должен научиться не выпускать эту жизнь из рук! Понимаешь, дед, должен! Потому что не могу я… не могу я их всех потерять. — И неопределенно мотнул головой в сторону каюты. — Кровь повелителей иногда так мешает жить.

Я ничего так и не смог ни сказать, ни объяснить толком. Но дед понял.

— Знаю, — грустно улыбнулся мой предок. — Знаю, малыш…

Помолчали. Что это за чаек дедуля опять заварил? Вкусно!

— Ну а еще что тебя гложет? Меня-то ты не обманешь.

— Гложет. Что-то. Но я тебе этого не объясню…

Пустая кружка выпала из ослабевших пальцев и покатилась по полу.

— Это нечестно… — Кое-как удалось заставить шевелиться онемевший язык.

— Угу, — согласился этот гнусный темный.

Снотворное в чай… а я и не заметил… мстя моя будет…

хр-р…

Молча стою у самой двери, не в силах заставить себя поднять глаза на беспомощного брата. Он не мертв, он просто спит. Просто спит…

Нет, не получается себя убедить. Пациент скорее не жив… спит. И не живет.

Мама меня чуть не убила в этот раз. Если бы Маньяки с дедом и Ваном не встали на ее пути живой стеной, она бы меня растерзала, наверное. И лучше бы так и сделала. До сих пор голова кружится от того, что она мне наговорила. Я не прервал и не возразил ни словом, ни взглядом.

Артефакт из ожога Вана отец просто вырезал. На живую, обезболивать было нельзя из-за возможных побочных эффектов. Остроухость свою эльф вернул, но рана будет заживать долго. Брат зарекся пользоваться артефактами.

Странно… я уже почти никогда не думаю о нем как о светлом эльфе.

Маня, пока я там изображал из себя ангела, успела выкрутить три жестака из компов и скачать кучу какой-то мути на флешку. Сейчас со всей этой дрянью разбирается отец. Глюк подобные кодировки щелкал как орехи, да только он сейчас тоже… спит.

Усталый, не выспавшийся и встрепанный отец вошел в палату и поглядел на подпирающего стену меня.

— Как ты, сынок? — Я невольно вздрогнул, когда папа положил руку на мое раненое плечо. — Извини.

— Ничего, — ответил я сразу на обе фразы. И, помедлив, нерешительно спросил: — Пап, я правда… такой… безответственный? — В голове крутились совсем другие эпитеты.

— Мама погорячилась, — спустя пару секунд ответил отец. — Не обижайся на нее… и не воспринимай так ее слова. Она отойдет и сама будет локти кусать. — Я поднял на него взгляд, и папа поспешно добавил: — Нет, малыш, это неправда. Забудь. Ты даже слишком… слишком много ответственности порой на себя взваливаешь. Больше, чем можешь вынести.

Едва ли. Порой я слишком многое пускаю на самотек и перекладываю на чужие плечи те проблемы, что должен решать сам. Должен, потому что рыцарь, потому что ар'Грах, потому что… да просто потому, что могу это сделать! А вот не хочу. Бегу от всего этого. И права мать моя императрица.

Отец, подойдя к койке Шона, взглянул в его лицо, ставшее восковой маской бледности. Почему брат попал под удар?! Эх… и отца моего императора сейчас следует отвлечь, пока не впал в отчаяние.

— Пап… ты можешь ее починить?

Увидев мою гитару, отец так побледнел, что я за него испугался. Взяв инструмент в руки, отошел на пару шагов, быстро осматривая все повреждения, и, когда он взглянул на меня, стало действительно страшно.

— Пап…

— Я починю, — с трудом сказал отец и выскочил из палаты, стараясь выдать бегство за спокойный уход.

Через пару минут пришел Ван. Мрачный, что стало уже нормой за последние дни. Сел в кресло, пытливо на меня поглядел.

— Знаешь, каким образом ты вышел из комы, в которой неделю провалялся после четвертого неудачного покушения? — без предисловия спросил он.

— Нет, — ответил я, не понимая, к чему клонит светлый.

— Я тебя разбудил.

Если Ван хотел привести меня в состояние ступора, ему это удалось.

— В смысле?

Приехать он не мог, я это точно знаю!

— Да вот так! — Светлый вынул из кармана капсулу с иглой антенки-резонатора и ввел ее под кожу Шона. — Пошли к Кисе. Полчаса на адаптацию, потом займемся нашим старшим оболтусом.

Ничего не понимая, я последовал за светлым братом.

Лицо Кисы отливало той же восковой бледностью. Такая беспомощная… Прости меня, Юлька. Я не думал тогда о тебе, о мести, о том, что тебя придется будить и неплохо бы узнать, как тебя усыпили. Просто забыл, думая лишь о том, чтобы вытащить из ловушки брата, друга и… бога.

Ван меж тем надел на ее голову обруч и подключил к Сети. А точнее, напрямую к себе.

— Я позвонил твоей матери и попросил подключить тебя к Сети, — сказал Ван, не дожидаясь моего вопроса. — Знаю, она тебе не рассказала. По моей просьбе.

— Откройся, — коротко сказал я.

Ван полностью раскрылся, и я на мгновение перестал различать, где моя душа, а где душа брата.

…Все равно ничего не понял. Но только Юлька протяжно зевнула, перевернулась на бок, положила ладошку под щеку и продолжала спать дальше. Вот только уже действительно просто спала!

Ван прижал палец к губам, и мы тихо вышли. То же самое брат сделал с Глюком и Сказочником. Так ловко и как-то по-особому перемкнул им все в мозгу, а потом резко отпустил! Как будто перезагрузил. Я чувствовал каждое его действие как свое, но сам бы я так не смог.

Шон был последним. И, в отличие от остальных, сразу подскочил как ошпаренный!

— Мелкие!..

Эй! Сваливаться на пол с таким грохотом, запутавшись в простыне, — это мой коронный номер!

— Фиг я тебя еще хоть раз с собой возьму! — было первое, что я сказал брату. — Чтобы ты мне еще раз таким источником неприятностей служил — уж уволь, я тебя сам удавлю!

— А я помогу, — добавил Ван.

Ничего не понимающий старший наследник обалдело смотрел на сурово нахмурившихся нас.

— А что я сделал-то? — как-то очень неуверенно поинтересовался брат.

Глядя на его крайне смущенную физиономию, я не выдержал и расхохотался до истерики…

…Райдан молча стоял над гитарой, лежащей на столе. Длинные ловкие пальцы художника гладили разломанный гриф, отыскивали малейшую царапинку, каждую вмятинку. Второй император потратил целый год на создание живого артефакта. Это было десять лет назад. Уж он-то знал как никто другой, отчего появлялись повреждения на этом совершенном инструменте, живой воплощенной в форму музыке. Даже сейчас, вдалеке от хозяина, артефакт продолжал корчиться от боли.