Читать книгу "Флердоранж - аромат траура - Татьяна Степанова"

— Значит, «крышевал» их? Наверное, не бесплатно? — спросил Никита.

— Этого я не знаю. Ну, конечно, за так такие услуги не делаются.

— И тому свидетельство, наверное, какой-нибудь сверхвыгодный контракт на закупку алкоголя по бросовым ценам для клуба, да? Было такое? — Колосов вздохнул: — В прошлый раз мы с вами, Елизавета Максимовна, касались уже темы спиртзавода, наследства, управления… Правда, фамилия Бодуна тогда в этом контексте не всплывала. Скажите честно, он имел какую-то собственность здесь — пакет акций, долю в деле?

— Нет, нет, — торопливо сказала Кустанаева, — точно нет. Миша и Антон Анатольевич этого никогда бы не допустили!

— Что вам известно про бывший клуб Бодуна «Бо-33» на Лужнецкой набережной?

— Ничего не известно. Я ни разу в жизни там не была. Я знала, что Бодун владел ночным клубом, но ни названия его, ни адреса не знала.

— Вы что-нибудь знаете про совместную поездку Чибисова, Хвощева и Бодуна в подмосковное Ольгино в так называемый «охотничий дом» 23 февраля четыре года назад?

— Ничего не знаю. Четыре года назад я вообще еще с Мишей знакома не была.

— И он вам никогда не рассказывал, что произошло тогда, четыре года назад, во время этой их увеселительной поездки?

— Нет, — Кустанаева с недоумением смотрела на Колосова. — А что тогда случилось? В чем дело?

— Чибисов часто уезжал в Москву?

— Регулярно. Дела заставляли.

— И часто бывало, что он оставался ночевать в городе?

— Да, если его задерживали дела.

— А вы в курсе, как он проводил время в таких отлучках из дома?

— Послушайте, что вы от меня хотите? Знала ли я, что он порой гуляет налево? Он был мужчина, нормальный здоровый мужик, и хотел того же, что все вы. — Глаза Кустанаевой гневно сверкнули. — Да, я знала, что он не стихи по ночам читает. Я знала это, как знают про своих мужей и, любовников миллионы женщин — сердцем. Вслух он мне о своих похождениях никогда не признавался. Не устраивал сцен. И на том спасибо. Ну а потом, мы ведь еще не были с ним женаты. Я ведь была всего-навсего его менеджером, везла на себе этот непосильный «славянский» воз.

— Что произошло тут у вас вчера вечером? — спросила Катя. — Елизавета Максимовна, я уже пыталась у вас это выяснить, когда мы вместе с вами искали его. Вы вели себя мужественно, не каждая женщина сумет спокойно вынести то, что перенесли Вы. Так будьте же и сейчас мужественны и правдивы. От вашего ответа многое зависит. Очень многое. Скажите честно — отчего это вдруг он уехал из дома на ночь глядя?

— Он выпил лишнее, я же говорила. Был возбужден, взбудоражен и поехал проветриться перед сном.

— Но погода не располагала к прогулкам!

— Да чихал он на погоду! Думаете, он много о погоде тревожился, когда летом, весной, осенью — ив дождь и в ненастье — объезжал поля?

— Кто присутствовал на поминальном обеде у вас дома?

— Только все домашние: Миша, я, Полина, Иван Данилович, и отец Феоктист был. Он подъехал сразу же после обедни. Хвощеву в госпиталь мы звонили из-за стола.

— А во сколько же все разошлись?

— Ну, где-то вначале десятого. Отец Феоктист уехал первым. Иван Данилович ушел к себе спать. Миша сидел в кабинете, пил коньяк. Потом я увидела, как он отправился кататься верхом.

— Елизавета Максимовна, а в субботу, накануне девяти дней, что произошло тут у вас? — тихо спросила Катя.

— В субботу?

— Да, вечером, помните, мы встречались у Бранковича в доме. Вы приехали за Полиной. И мы все стали свидетелями одной весьма бурной сцены…

— При чем это здесь? — неприязненно спросила Кустанаева.

— Пока я не знаю, — Катя сочувственно улыбнулась. — Я просто выясняю, когда вы и Полина вернулись домой, здесь у вас продолжения той сцены… ревности не последовало?

— Это было… вы не правы, то, что вы видели» — это… Как Полина себя вела… это просто очередное проявление, последствие ее болезненного истерического состояния. Когда я вернулась, мы с ней не говорили об этом. Она ушла к себе. Я тоже ушла к себе и легла спать.

— А Чибисов к тому времени уже приехал?

— Да, да, приехал! Я не понимаю, что вам от меня надо, о чем вы меня спрашиваете. На него напали, его убили, а вы, вместо того чтобы искать убийцу, задаете мне какие-то дурацкие вопросы!

— Может быть, вы нам подскажете — кого искать? — тихо спросила Катя.

Кустанаева молчала.

Никита попросил ее пригласить Ивана Даниловича Кошкина. Он хотел побеседовать и со стариком-агрономом. Пока Кустанаева разыскивала Кошкина по дому, они ждали в зимнем саду, За эти дни на широких подоконниках и стеллажах у окон в ящиках успели зацвести бегонии, гортензии и маки.

Катя видела в окно, как во дворе отец Феоктист разговаривает с местным начальником ОВД полковником Ляминым. Было ясно, что они хорошо знают друг друга и дружат. Полковник что-то спрашивал, показывая на дом, отец Феоктист степенно кивал.

— Никита, как, ты сказал, назывался фонд, в котором он работал раньше? — спросила Катя, кивая на окно.

— Христианский благотворительный фонд помощи жертвам наркомании и сексуального насилия, — ответил Колосов. — Видно, насмотрелся этот поп там много чего.

— У них с Чибисовым были прекрасные отношения, — сказала Катя, — он был близкий друг семьи.

— К чему ты так многозначительно мне это говоришь?

— Так, чтобы ты знал. И помнил.

Вошел Кошкин. Совершенно убитый горем, потерянный и несчастный старик. Никита усадил его на диван из ротанга под пальмой, сел напротив. Представился.

— Иван Данилович, вы были здесь в доме вчера вечером?

— Да, я после смерти Артема все время здесь живу. Михал Петрович просил пожить у него, помочь Кустанаевой, если что произойдет непредвиденное. Девочка-то наша, Полиночка, плоха была, очень плоха… Руки ведь на себя наложить пыталась — во как! А Михал Петрович часто в отъезде был, ну и сердце-то болело. Просил меня приглядывать. А тут поминки подошли — девять дней. А потом и совсем… — Кошкин всхлипнул. — Горе-то какое, господи.., Миша, Миша… На кого ж ты нас покинул? Что же теперь будет со всеми нами? С фирмой, производством, рабочими-хлеборобами? Ведь он как утес был, Миша-то, как скала. Сколько лет мы за ним жили спокойно. Когда в других колхозах-совхозах все сдыхало, разбегалось, продавалось, он один камни-то собирал. Все на себя брал — и организацию, и кредиты, и контракты, и сбыт продукции. Зарплату всем платил без задержек, завод комбикормов построил, хлебопекарню свою, техпарк обновил, элеватор перекрыл заново, склады расширил… Все мог, за все брался. Сколько народа работой, зарплатой обеспечивал. А теперь что? Что нам делать? Кто это все сдюжит? Антон Хвощев — калека, и надежды нет, что встанет. Прахом теперь все пойдет, что строили, наживали, продадут нас всех здесь с молотка…