Читать книгу "Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп"

Сукарно пригласил на танец жену Хрущева Нину. Возбуждение Хрущева, не отпускавшее его после Венского саммита, заразило всех присутствующих. В какой-то момент советский лидер, взяв в руки дирижерскую палочку, стал размахивать ею перед оркестром; весь вечер он шутил и рассказывал анекдоты. Когда Сукарно сказал, что хотел бы получить новую ссуду, советский лидер вывернул карманы и показал, что они пустые.

«Видите, он все у меня отнял», – сказал Хрущев под смех гостей. Глядя на танцующего Микояна, Хрущев пошутил, что его второй номер только потому остается на своей должности, что Центральный комитет партии постановил, что он прекрасный танцор. Никто не видел Хрущева столь беззаботным со времен венгерского восстания 1956 года и попытки переворота 1957 года.

Когда Сукарно сказал, что хочет поцеловать симпатичную девушку, жена Хрущева с трудом уговорила девушку, муж которой поначалу был категорически против.

«О, пожалуйста, поцелуйте его только один раз», – попросила Нина.

Молодая женщина уступила ее просьбе и поцеловала Сукарно.

Однако самым памятным был момент, когда Сукарно вытащил танцевать Хрущева. Сначала они танцевали, взявшись за руки, а затем находившийся в приподнятом настроении Хрущев исполнил сольный танец. Он утверждал, что танцует как «корова на льду».

Однако Хрущев вдруг пошел вприсядку и начал выбивать такт каблуками. Грузный советский лидер оказался удивительно подвижным.

Глава 12. Грозовое лето

Строители в столице ГДР занимаются в основном возведением жилых домов и работают с полной нагрузкой. Никто не собирается возводить стену.

Вальтер Ульбрихт на пресс-конференции 15 июня 1961 года

Так или иначе, он справляется с обязанностями президента.

Дин Ачесон в письме президенту Трумэну о своей работе по Берлину для президента Кеннеди, 24 июня 1961 года

Проблема Берлина, которую теперь Хрущев превращает в кризис… больше чем проблема этого города. Она намного шире и глубже даже, чем германский вопрос в целом. Это разрешение проблемы между США и СССР, в результате чего станет ясно, будет ли Европа – а фактически мир – доверять Соединенным Штатам.

Дин Ачесон, из доклада по Берлину для президента Кеннеди, 29 июня 1961 года

Дом министерств, Восточный Берлин

Четверг, 15 июня 1961 года

Решение Вальтера Ульбрихта созвать журналистов, находящихся в Западном Берлине, на пресс-конференцию на его коммунистической стороне границе было столь беспрецедентным, что даже помощники Ульбрихта не знали, как сообщить об этом журналистам.

Проблема заключалась в том, что в 1952 году по приказу Ульбрихта были разорваны телефонные коммуникации между Восточным и Западным Берлином. В результате через границу была отправлена специальная группа, снабженная западногерманскими монетами по десять пфеннигов и списками журналистов. Они обзванивали из городских телефонных будок указанных в списке журналистов и делали сообщение в телеграфном стиле: «Пресс-конференция. Председатель Государственного совета ГДР Ульбрихт. Дом министерств. В четверг. Одиннадцать часов. Вы приглашены».

Спустя три дня около трехсот журналистов – журналистов с той и другой стороны было примерно поровну – заполнили огромный зал, в котором когда-то Герман Геринг устраивал приемы для офицеров министерства авиации Третьего рейха. В глубине стены, там, где раньше размещался нацистский орел и свастика, победно возвышались огромный молот и циркуль [53], национальная эмблема Восточной Германии.

К моменту появления Ульбрихта в зале уже было невыносимо жарко и душно: день был жаркий, в помещение набилось слишком много людей, вентиляция едва работала. Вместе с Ульбрихтом в зал вошел Герхард Эйслер, глава информационного агентства Восточной Германии. Известный журналистам как восточногерманский Геббельс, он рассматривал толпу маленькими глазками через толстые стекла бифокальных очков. Обвиненный в антиамериканской деятельности, признанный советским шпионом, Эйслер в 1950 году бежал из США на польском корабле «Баторий». Западным журналистам было хорошо известно, кто такой Эйслер.

Радиожурналист Норман Гельб погрузился в атмосферу, царившую в зале. Он никогда не видел Ульбрихта так близко и задавался вопросом, как этот невысокий, скромный, молчаливый человек с визгливым голосом, в очках без оправы сумел выдержать борьбу за власть. Хотя аккуратно подстриженная козлиная бородка придавала ему некоторое сходство с Лениным, Гельб считал, что Ульбрихт больше напоминает стареющего конторского служащего, чем диктатора.

Длинная вступительная речь Ульбрихта, рассчитанная по времени таким образом, чтобы совпасть с обнародованием в Москве отчета Хрущева о поездке в Вену, разочаровала журналистов, ожидавших что-то вроде исторической сенсации. С какой целью Ульбрихт решил собрать журналистов, стало ясно только после того, как ему начали задавать вопросы, на которые он отвечал долго и нудно.

Журналисты дружно застрочили в блокнотах, когда Ульбрихт заявил, что статус Западного Берлина резко изменится после того, как Восточная Германия подпишет мирный договор с Советским Союзом, с согласия или без согласия Запада. Берлин будет «свободным городом», сказал он, и «само собой разумеется, что так называемые лагеря беженцев в Западном Берлине закроются и те, кто занимался торговлей людьми, покинут Берлин». Кроме того, продолжил Ульбрихт, это означает, что закроются американские, британские, французские и западногерманские «шпионские центры», действовавшие в Западном Берлине. Он объяснил, что после подписания договора выехать из Восточной Германии можно будет только по специальному разрешению, полученному в министерстве внутренних дел.